ты это знаешь. И всему остальному миру давно пора это сделать.

Я сужаю глаза, молча говоря ему, что он сумасшедший. Но он лишь угрожающе улыбается мне.

После долгих, мучительных секунд его глаза наконец покидают мои и обращают внимание на нижнее белье, висящее на перекладине справа от меня.

— Купи это, — приказывает он. — И все остальное, что захочешь.

Достав из кармана кредитную карту, он демонстративно засовывает ее под пояс моих стрингов.

— А потом я хочу получить твои фотографии во всем этом.

— Ты чертовски сумасшедший, и я не шлюха, — выкрикнула я, как только он отпустил мой рот.

Мой шокированный крик прорезает воздух, когда он поворачивает меня и прижимает спиной к зеркалу, обхватив рукой мое горло.

— Ты моя шлюха, Брианна. И если я хочу, чтобы у тебя было сексуальное белье, то так и будет.

— Я не твоя, — успеваю выдохнуть я, как он перекрывает мне доступ воздуха.

На его губах играет угрожающая улыбка.

— О, но это так. И чем раньше ты это поймешь, тем лучше.

— Ты уверен в себе. На прошлой неделе ты был более чем готов выбросить меня, как кусок мусора, — возражаю я, когда он слегка ослабляет хватку.

— Перестань врать себе, Брианна. — Он наклоняется ко мне, его нос касается моего. — Я не трахаю девушек дважды. Никогда. Но ты… я не могу насытиться тобой. Возможно, мне потребовался околосмертный опыт, чтобы взглянуть на это по-другому, а может, это был психиатр. Но что бы это ни было, теперь я это вижу.

— Я и ты. Мы неизбежны, детка. Твоя киска это знает. Теперь нам просто нужно, чтобы остальные были на борту.

Весь воздух вырывается из моих легких.

— Ты серьезно?

— Что? Ты думала, я шучу в своем письме? Это пришло прямо отсюда, Сирена, — говорит он, поднимая свободную руку и постукивая себя по груди, прямо над сердцем. — Теперь начни слушать свое и дай мне то, что мне нужно.

— Кто-то должен отправить тебя обратно в больницу, чтобы ты проверил свою голову.

Он снова улыбается, и, черт возьми, если это не заставляет каждую мышцу к югу от моей талии сжиматься.

Его свободная рука соскальзывает с моего бедра и освобождает мои запястья.

Мои руки падают на бок в тот же миг, как исчезают путы, и мне приходится бороться с желанием поднять их и потереть.

— Скоро увидимся, Сирена. — Он отпускает мое горло и делает шаг к занавеске, но останавливается и оглядывается через плечо. — Потрать мои деньги, детка. Что мое, то твое, да?

Я не осознаю, что затаила дыхание, пока занавеска не опускается на место, и я остаюсь наедине с воспоминаниями о том, что только что произошло.

19

НИКО

Как только занавес закрывается за мной, я встречаюсь с парой темных, растерянных, но таких же полных жара глаз.

О да. Она знает, что я сделал, и чертовски завидует.

— Какого черта ты делаешь? — шипит Джоди.

Я делаю шаг ближе, и ее глаза опускаются от моих к ремню в моей руке.

— Если ты причинил ей боль… — начинает она, но я быстро прерываю ее.

— Я не причинил ей вреда. Не так, как ей не хотелось бы, — язвительно заметил я. — Я просто пришел, чтобы доказать несколько моментов.

Ее грудь вздымается, когда она смотрит на меня, миллион и одна вещь, которую она хочет выплюнуть в меня на кончике ее языка.

— Продолжай, я могу это вынести. Я недостаточно хорош для твоей лучшей подруги. Я должен оставить ее в покое. Поверь мне, я знаю их всех.

Ее рот открывается и закрывается, прежде чем она наконец решает, чем мне ответить.

— Если ты еще раз причинишь ей хоть какой-то вред, я убью тебя голыми руками.

Ухмылка закручивается в уголке моего рта. — Как бы мне ни хотелось, чтобы ты попыталась, Джо-Джо, — поддразниваю я, — в этом нет необходимости.

— Ты слишком уверен в этом, — замечает она.

У меня сводит живот. Я никак не могу давать такие обещания. Во-первых, я чертовски опасен. Мне не нужны были недавние события, чтобы доказать, что я вспыльчив и нерационален, когда злюсь. Но, кроме того, моя жизнь не так уж и безопасна.

Выйти из квартиры может быть рискованно в любой день, не говоря уже о том, что мы находимся в состоянии войны с итальянцами.

Любой человек, связанный с нами, не говоря уже о тех, кто нам по-настоящему дорог, всегда находится в опасности. Им просто нужно решить, стоит ли быть с нами и рисковать.

Стелла и Эмми поняли это с самого начала. В их жилах течет кровь Чирилло. Калли всегда отчаянно пыталась освободиться от ограничений, на которых настаивала наша мать; мы с папой просто следовали ее требованиям, потому что почему бы и нет? Она моя младшая сестра — она заслуживала того, чтобы ее защищали от уродства нашей жизни. Джоди, возможно, потребовалось чуть больше времени, чтобы вскочить в повозку. Но, как и Стелла с Эмми, она — девочка Чирилло. Даже если никто из нас не хочет больше никогда упоминать человека, который приложил руку к ее созданию. Она одна из нас. Готова идти на войну с нами, за нас.

Но Брианна…

Она не такая, как они. Судя по досье Тео, она не такая.

Какая-то часть меня надеялась, что мы узнаем, что она как-то связана с нами. То есть, она все еще может быть связана. Не будет слишком большой натяжкой поверить, что, пока Джоанна крутила роман с Джонасом, ее младшая сестра тоже была связана с той же компанией. В конце концов, кто-то обрюхатил ее в четырнадцать лет. Кто бы ни был ее отцом, он может даже не знать, что у него есть сексуальная дочь, которая щеголяет по городу.

— Она моя, — рычу я на Джоди, вспомнив, что она что-то сказала.

— Она не согласна с этим утверждением.

— Она будет.

С этими словами я ухожу, оставляя за спиной и Джоди, и женщину, прячущуюся за занавеской.

— Ни в коем случае, блядь, нет, — огрызаюсь я, вырывая кружевное белье из липких пальцев кузины.

— Что? Оно сексуальное, — возражает она, пытаясь выхватить его обратно.

— Когда тебе исполнится двадцать один, тогда и надевай. А сейчас ты должна носить хлопковые трусики со свинкой Пеппой спереди.

Ее лицо становится пурпурным от моего комментария.

— Пошел ты, Нико. Я не ребенок.

Крутанувшись на пятках, она выбегает из магазина, оставляя меня стоять на месте, как будто я ребенок, которого только что отругали и бросили.

Движение справа