Одним январским утром они вместе с отцом отправились в деревню, чтобы проводить семью Аманды, которая последней покинула ее после подписания документов об экспроприации. Элехия не пожелала ни идти с ними, ни звать кого-либо к себе, несмотря на связывавшую их многолетнюю дружбу. Она считала их предателями.

Отец и дочь подошли к дверям дома, который спустя несколько десятилетий должен был занять сын виновника их бед. Аманда ждала их в семейном «Рено-12» и следила за младшим братиком, пока родители были внутри. Хоакин бегал туда-сюда, загружая вещи в фургон. Сейчас они забирали с собой лишь личные вещи.

– Классно выглядишь! – обратилась Алира к подруге, и изо рта на холодном воздухе повалил пар. – Ты надела воскресный наряд.

Под коричневой курткой Аманды виднелось короткое лиловое платье с зеленым принтом, плиссированной юбкой и кружевами, а ее темные вьющиеся волосы были собраны в два хвостика. А свои туфельки с пряжками подружка надевала лишь по особым случаям.

– Мама хочет, чтобы мы произвели хорошее впечатление, – пояснила та, – одевались лучше других, как будто у нас каждый день праздник. Тебе бы это понравилось, Алира. К тому же мы будем жить довольно близко.

Алира ожидала, что Аманда расстроится, но та выглядела воодушевленной в ожидании предполагаемого приключения. Она кивнула, задумавшись над словами матери, когда спрашивала, что означает слово «предатель». Ей объяснили, что в отношении Алкиларе мать так прозвала всех соседей, кто разорвал узы, связывавшие их с предками. В каком смысле «разорвать узы»? – спрашивала девочка, и ей отвечали, что «в плохом», а «узы» – значит «верность, любовь и благодарность». И наконец ей стало ясно: предатель – тот, кто в плохом смысле забывает о своих предках, а это очень и очень дурной поступок. Но девочка никак не могла поверить, что такой поступок может совершить ее лучшая подруга, хотя и не разделяла ее веселье. Если бы она сама оставила дом и родную деревню навечно, она бы умерла или по меньшей мере рыдала без остановки.

– Мне так жаль, что ты уезжаешь, – призналась Алира, разглядывая свои порванные кожаные башмаки. – Даже если мы будем встречаться, мы не сможем больше играть.

– Люди говорят, что оставаться глупо, – отвечала Аманда. – Ты могла бы переубедить свою семью, и вы купили бы квартиру по соседству.

– Но я не хочу жить в квартире! Я не привыкла к тесноте.

– Ты не знаешь, о чем говоришь, и просто повторяешь за родителями.

Алира всем сердцем любила подругу и не могла на нее сердиться, но эти слова задели ее за живое.

– Как и ты. – Она взглянула на собеседницу, внезапно осознав, что говорила слишком резко. – Нам нельзя ссориться в последний день.

– Конечно, глупенькая! – Аманда обняла ее. – Я буду скучать.

Родители замешкались, и подружки прошли в заднюю часть дома, где случайно подслушали обрывок разговора.

– Это единственная вещь, которую я не смог продать, – сообщил Хоаким Томасу. Там, где прежде царил порядок и бурлила жизнь, теперь остались несколько садовых инструментов, упряжь, молотилка, заботливо вычищенная и прислоненная к стене, как будто в ближайшее время ее собирались пустить в дело. – Так пусть остаются тут. Если вдруг тебе что-то понадобится, вернешься и возьмешь.

– Спасибо, – произнес Томас.

– И тебе. За то, что пришел проводить.

– Но мы же друзья. Ими и останемся.

– И тебе так же несладко, как и мне. Большинство соседей хотели все продать и уехать. А что еще оставалось?

– Понимаю.

Хоакин потер глаза и произнес:

– Было бы лучше, если бы и ты уехал с нами.

– У меня был выбор – и я остаюсь.

– Но если я сейчас не выговорюсь тебе, меня разорвет на части. Мы ведь знаем друг друга много лет, Томас. Жизнь здесь совсем не простая. Если бы не твоя жена… Ты не боишься одиночества?

– Тоска куда хуже. Элехия не выдержит жизни в «изгнании», а я себе этого не прощу. К тому же чем я займусь в Монгрейне? Я привык работать на земле, и я старше тебя. Я не смогу работать на заводе или в офисе, или в магазине… – Хоакин попытался перебить друга, но тот вскинул руку и продолжил: – Я слышал про «удобный рабочий день» и выходные. Возможно, ты сам скоро тем же похвастаешься, но я принял решение. Еще неизвестно, что лучше.

– А дети? О них ты подумал?

– Они не будут нуждаться. Сейчас они имеют больше, чем я мог для них пожелать. Наши доходы не снизятся. Цены на скот все еще высокие, ведь городским жителям надо что-то есть… – Томас через силу улыбнулся, делая вид, что нарочно пошутил, а не пытался скрыть страх, что может вскоре пожалеть, что не поддался на уговоры остальных. – Даст Бог, все останется по-прежнему… более-менее. Время покажет.

– Ну, не знаю, Томас… Время течет слишком быстро… мы веками жили на этих землях, поколение сменяло поколение. Но за последние три десятка лет около сотни деревень прошли через то же, что и мы. В некоторых местах правительство пригрозило затопить земли или так и поступило, в других – они даже не попытались помочь молодежи устроиться. Города строятся усилиями таких, как мы. Раньше люди вымирали от голода, болезней или войн, теперь об этом заботится правительство. Ты не можешь бороться с законами природы и теми, кто стоит у руля. Жизнь не стоит на месте, Томас. Я должен думать не о себе, а о детях, я не хочу, чтобы они вынуждены были плыть против течения. Пусть жизнь у них будет проще и лучше, чем наша. – Он подошел к двери и вставил ключ в замок. – Пойдем отсюда. Не хочу больше обо всем этом думать. Пути назад нет. Этот дом уже больше не мой…

Мужчина умолк. Получив деньги, они смогли бы начать новую жизнь где угодно. Кто-то получил место в новых деревнях на юге провинции по программе расселения. В течение всей жизни Алира постоянно удивлялась, жилось ли там лучше, освободились ли они от гнета прошлого, вспоминали ли с теплотой свои старые дома, приятные моменты, как, например, осенние прогулки по лесу, сбор грибов и орехов, изготовление вина и масла, хамон на северной стене чулана, детский смех в лугах, пестрящих цветами, купание в речке, летние праздники и разговоры у камина долгими зимними вечерами.

Томас с Хоакином часто виделись впоследствии благодаря дочерям, но Алира с тех пор ни разу не ощущала того уюта, которым был наполнен старый дом друзей семьи. Тот прощальный миг разрушил нечто важное. Элехия не возражала против общения девочек, но сделала все, чтобы охладить отношения между мужем и тем, кого считала ранее близким другом. А когда мужчины умерли, обе семьи, следуя завещанию, перенесли их прах на старое кладбище в Алкиларе.

Алира была уверена, что, когда интересы у людей разные и при этом они не видятся часто, пламя дружбы угасает. Так случилось и с родителями, и с детьми. То, что они с Амандой жили под одной крышей, не помогло восстановить их детскую привязанность. Алира не сказала ни ей, ни Ирэн, что Адриан пытался снова соблазнить ее, – это было бы лишним: ситуация была слишком личной и такой запутанной, что женщина предпочла отнести ее к простым случайностям. Но мужчине нравилось быть рядом.