– Если ты думаешь заполучить Кар До Прон… – Казалось, все случившееся для него ничего не значило. Магуса занимала одна мысль. И обращался он к Айлинн.

Та рассмеялась:

– Зачем мне твой замок? – Она прижалась к Гиллан. – Не нужно мне твое наследство. У меня есть свой дом.

– Ты… – Он обернулся ко мне. – Ты не вправе…

– И не собираюсь, – ответил я ему. Меня охватила великая усталость. – Кар До Прон отойдет к тебе, Магус. Никто не оспорит твоих прав.

Он взглянул на меня с сомнением. Должно быть, на моем месте он дрался бы за свой замок и не мог поверить, что я отказался от него так легко. Но от меня Кар До Прон сейчас был далек, как звезда, и куда менее желанен.

– Да, Магус, тебе Кар До Прон…

Все мы обернулись в изумлении. За кругом сидящих статуй стоял человек. На наших глазах он шагнул в меркнущий круг света. Проходя там, где еще не замерло пурпурное пламя, он махал на него рукой. Пламя гасло.

– Ибикус… – Я слишком устал, чтобы гадать, что в этот час привело сюда торговца.

Он поклонился:

– Да, это я, Кетан. Вижу, ты превосходно использовал подарок.

Моя рука потянулась к поясу. Что-то во мне подмывало сорвать его и отбросить от себя. Что-то другое противилось. Зверем я стану, когда придет в том нужда, но Кетан всегда будет держать пардуса в узде.

Он кивнул. Я не сомневался, что он прочел мои мысли так же легко, как руны в свитке.

– Истинно так.

И он повернулся лицом к Гиллан и снова ставшему человеком Херрелу.

Оба они встретили его почтительными жестами, какими в замке встречали посланников Голосов.

– Ты думаешь, мы разыграли злую игру, госпожа?

Она помедлила с ответом.

– Скорее, думаю, что смысл вашей игры был темен для игроков.

– Ты совершено права. Урсилла обеспечила своему оружию, Ироизе, наследника – ради своих целей. Ее усилия были замечены одним из тех, чей долг поддерживать равновесие сил в Арвоне. И мы использовали ее честолюбие, чтобы закалить тех, кому в грядущем понадобится твердость. С вами, Гиллан, Айлинн стала той, кем ей предназначено быть. Если бы не игра Урсиллы, она росла бы в Кар До Проне, где не смогла бы изведать всей глубины и высоты своей Силы. Что до Кетана… – Теперь он улыбнулся мне. – Кетана испытывали, как кузнец испытывает меч, проверяя на крепость. А последние события сплели вас четверых в единый прочный узор.

Херрел, дождавшись паузы в его речи, спросил:

– Ты говоришь намеками, посланец. Нас снова ждет бой?

– Знаки говорят нам об этом, но и мы не видим будущего во всей полноте. Вы, оборотни, вместе с невестами из Долин положили начало новому роду. Эти двое… – он указал на нас с Айлинн, – несут в себе то же наследие. Нам дано знать, что это важно, а зачем и почему, откроется со временем. Теперь же… – Он стоял, подбоченившись, поочередно изучая каждого из нас. – Этим нет места в Арвоне. Они древнее древнего и должны быть забыты. Прочь!

Он ткнул указательным пальцем в Магуса, в госпожу Элдрис, в Ироизу. И… те исчезли.

На нас он не стал указывать порознь. Взмах его руки охватил всех разом. Дохнула холодная тьма, и вот…

Мы стояли на теплом утреннем солнце. Взгляды троих, стоявших рядом, согревали меня внутренним теплом, не сравнимым даже с солнечным светом.

– Добро пожаловать домой, Кетан, – сказал мой отец, а Айлинн за руку потянула меня по дорожке через сад.

Хотелось бы выразить благодарность за помощь в двух технических вопросах относительно этой книги.

Прежде всего миссис Меррил Гладстон из «Rock Pile», от которой я получила яргон и сведения об этих полудрагоценных камнях: их происхождении, весе, окраске и тому подобном.

А также миссис Филлис Шлеммер, экстрасенсу, показавшей мне различные виды Таро и составившей настоящий гороскоп Таро для Кетана.

Верхний конец безымянной западной долины, куда занесло сегодня Бриксу, освещало солнце. Здешние места, удаленные от разграбленного мародерами востока, обещали зыбкую безопасность – если не забывать об осторожности. Девушка, присев на пятки, скорчила рожу далекой туче на востоке – туча намекала, что погода будет портиться. Брикса водила лезвием ножа по точильному камню и с беспокойством поглядывала на истончившийся лепесток стали. Отлично выкованный клинок был когда-то крепким, но сколько раз его с тех пор точили, и кто теперь помнит те времена? Если не остеречься, лезвие просто сломается в руках, оставив ее совсем безоружной.

Ее обожженные солнцем руки покрывали шрамы, ногти обломались, грязь в лунках не оттиралась даже с песком. Кто бы мог подумать, что когда-то она не держала в руках ничего тяжелее веретена прядильщицы или челнока ткачихи да еще иглы, вышивавшей цветные узоры на толстых гобеленах для стен замка. Той жизнью, размягченной и безопасной, жила другая девушка – жила, пока в Высший Холлак не пришел враг. Она скончалась в те дни, протянувшиеся за спиной Бриксы уходящим в забвение коридором.

Брикса, пережив бегство из осажденного замка, который всегда был ей родным домом, стала жесткой и крепкой, как клинок в ее руках. Она узнала, что время – это один день, который встречаешь на рассвете и проживаешь до найденного к закату укрытия. Праздничных дней больше не бывало, и месяцы потеряли названия – были только жаркие времена и времена стужи, от которой ныли все кости, бил кашель и мороз кусал пальцы, убеждая, что ей больше никогда не согреться.

Лишнего жирка на ней теперь не осталось: девушка стала сухой и тонкой, как тетива лука. И на свой манер не менее смертоносной. Тонкое сукно, янтарные ожерелья, бледное золото с запада, украшавшее пальцы, – все это представлялось теперь сном, тревожным сновидением.

Она жила со страхом, пока страх не стал привычным спутником, так что, отступи он теперь, Бриксе стало бы пусто и одиноко. Случалось, она готова была отвернуться от темневшего в скале устья пещеры, от протянувшейся над головой ветви, отказаться от упрямой воли к жизни и принять смерть, тянувшуюся по ее следу, как собака – за подбитым охотниками оленем.