Я насторожилась. Пафосные речи были совершенно нехарактерны моим подругам, и то, что Иоганна так выражалась, ни о чем хорошем не свидетельствовало.

— А поконкретнее?

— Ты же знаешь, — провозгласила Иоганна таким голосом, как будто собиралась сообщить мне о предстоящих смертях всей родни, о которой я знаю, да и о которой я слыхом не слыхивала. — Ты же знаешь, что я нахожусь в дружеских отношениях с нашим почтальоном…

— Знаю, — кивнула я.

Он её замуж уже три раза звал, да только она так и не приняла это не в меру щедрое предложение. Говорила, что заслуживает кого получше, а точнее, побогаче и породовитее.

Наш почтальон, обладатель фамилиара-голубя, был мужчиной средних лет, крепким, довольно неглупым и обладающим довольно сильной родовой магией. Почему он решил применять её именно для рассылки писем по всей стране, я понятия не имела, но знала, что деньги он получал не такие уж и плохие за срочную доставку корреспонденции.

По крайней мере, его письма никогда не блудили.

По нашему поселку он любил разносить всё самостоятельно. Заходил в гости, чай пил… Начинал, разумеется, с Иоганны. Изредка, раз в месяца полтора, добирался и до моего поместья, рассказывал о том, что при маркграфе ему жилось не очень. Писем мне почти никто никогда не писал, а если и писали, то приходили благодаря почтальону слишком поздно.

— Так вот, когда он отдавал мне письма, — торжественно вздохнула Иоганна, — я увидела среди них одно, предназначающееся тебе! На адрес поместья отправленное. И предложила ему отдать мне письмецо…

— Зачем? — уточнила я.

— Чтобы передать тебе быстрее, конечно же! — тут же нашла благоприятный повод Иоганна. — Потому что тебе надо узнавать обо всех новостях пораньше. Тем более, о таких!

— Ты письмо открывала? — тут же нахмурилась я.

— Нет, разумеется, нет! — заверила меня Иоганна.

— Да? И откуда тогда ты знаешь, что там плохие новости?

Иоганна закусила губу.

— Так ведь отправитель — женщина.

— И что с того?

— А письмо на имя Людвига.

Я взглянула на конверт в её руках. И вправду, Людвигу фон Ройссу от некой Эдиты фон Грайс. Интересно, и что же там внутри? Вообще-то открывать было неприлично, но меня как будто что-то подталкивало вскрыть этот конверт. Как будто кто-то на ухо шептал — и шептал почему-то голосом Казимира, — "открой, открой, проверь, что у тебя за женишок".

Я решительно развернула лист бумаги и, пробежавшись по нему глазами, стремительно помрачнела.

— Что там, что там? — подалась вперед любопытная Иоганна, но мне в эту секунду не хотелось даже рот открыть, чтобы объяснить ей, что я увидела внутри.

Поддавшись внутреннему порыву, я аж отступила на несколько шагов назад, чтобы Иоганна не смогла заглянуть в письмо, и принялась читать внимательнее.

"Любимый Лю! — писала фрейлейн Эдита. — Мне очень жаль, что тебе доводится тратить столько времени на эту ведьму! Но ты должен понимать, что оно того стоит. Да, пусть тебе придется притворяться, что ты до смерти влюблен в эту женщину, разыгрывать страсть перед нею, ты должен помнить: после мучений, когда все утрясется, ты сможешь её бросить, и мы наконец-то воссоединимся, но не будем уже испытывать той нужды.

Порой мне, впрочем, хочется умолять тебя вернуться, забыв о деньгах. Когда я представляю, что ты целуешь эту мерзкую женщину, обнимаешь её, прижимаешь к своему сердцу, мне хочется уничтожить весь этот мир. Да, я знаю, что ты такая же жертва обстоятельств, как и я, но я согласна жить даже в нищете, лишь бы ты вновь был рядом со мной.

Всё же, очень рада, что ты проявляешь благоразумие. Нашей доченьке очень нужны эти деньги. Без них она не выживет… Увы, но в тот день, когда инквизиция перестала существовать, как класс, а ты впал в немилость, едва не разрушилась и наша счастливая семья.

Но я свято верю: всё ещё пойдет на лад!

Ах, как бы мне хотелось сжечь твою ведьму! Быть вместо неё рядом с тобой. Касаться твоих плеч ладонями, целовать твои губы, всматриваться в твои черные глаза, наслаждаться твоей ироничной ухмылкой. Я бы стала твоей летней лесной прохладой в жаркий день, весенними цветами, которые ты так любишь, золотой листвой и свежим снегом, дуновением ветра — всем, чем угодно, лишь бы только никто не смел нас разлучить.

Уверена, воссоединившись, мы больше не расстанемся с тобой ни на один день, ни на час, ни на минуту, ни на секунду! Мы будем дышать с тобой одним воздухом…"

— Даже в уборной ты будешь дышать с ним одним воздухом?! — прошипела я, напрочь забыв о том, что рядом со мной всё ещё стояла Иоганна и смотрела на меня так странно, как будто я с небес свалилась минуту назад.

— Что там? — прошептала участливо она.

Потом, будто пытаясь придать мне хоть немного уверенности, передать свои силы, ласково погладила по плечу, почти копируя движение Людвига, и мне от этого стало ещё противнее. Захотелось швырнуть этот конверт на землю, потоптаться по нему ногами, плеваться ядом, проклинать вслух весь этот мир. Ненавидеть ярко, шумно, с силой!..

— Не твоё дело, — огрызнулась я, не в силах сдерживаться.

Не тогда, когда прочитала такое!

В письме было ещё что-то, но я не могла заставить себя раскрыть его и прочитать дальше. Мне хотелось уничтожить эту мерзкую бумажонку, а вместе с нею растоптать и Людвига.

Дочь! У него есть маленькая дочь! И какая-то Эдита, мать этого ребенка и его то ли любовница, то ли жена, только не законная, а названная. И этот мужчина смел обнимать меня ночью, смел целовать, смел говорить, что я его истинная пара, и если б не он, то я сгорела бы на костре инквизиции ещё до того, как приехал глашатай и велел всем остановиться?! Да ведь он всё это время зло лгал мне, топтал мою жизнь, размазывал меня…

— Порви! — прошептала Иоганна. — Порви это письмо! Тебе станет намного легче, если ты избавишься от него!

Я вскинула свободную руку — во второй всё ещё держала письмо, — зажгла на ладони пульсар и хотела поднести его к бумаге, но в последнее мгновение остановилась.

Ведь я поверила Людвигу. Когда он смотрел на меня, когда признавался в любви, мне казалось, он был совершенно искренен. Неужели в самом деле всё время лгал? Но это не было на него похоже.

Людвиг не казался мне расчетливой тварью. Я ведь даже простила его, позабыла о том, что он едва не сжег меня на костре. Неужели у него в самом деле была женщина с ребенком? Да ну.

Не хотелось в это верить.

Ужасно не хотелось.

Я закусила губу и шумно втянула носом воздух. Может быть, я сумею успокоиться и мыслить более ясно? Сейчас перечитаю это письмо ещё раз. Мало ли в мире Людвигов! И мне казалось, что на письме сначала не было имен и фамилий, только адрес, а потом, когда я присмотрелась, они появились.