Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Герцог любезно принял барона, ему также было не безынтересно узнать из первых уст о положении дел в соседнем графстве. Барон ловко уходил от щекотливых вопросов, давая пространные ни к чему не обязывающие ответы. Словом, произошла встреча двух умудрённых опытом интриганов. Один уже взобрался на трон Дижона, другой – только примеривался к трону Безансона. И герцог, и барон были «одного поля ягоды». И как ни странно, они неожиданно почувствовали родство душ. Герцог Дижонский проникся к Ла Долю симпатией и попросил погостить у него.
Это приглашение вызвало бурю восторгов у Бернардетты. Тем более, что девушке отнюдь не хотелось спешить в Труа, зная какая участь ей уготована.
Старший сын Ла Доля, Арман, также был не прочь поближе познакомиться с нравами одного из блистательных дворов Европы. Поездка в Труа откладывалась на неопределённое время.
* * *
До Труа кортеж Ла Доля добрался только в конце августа. Барон тотчас сообщил придворному управителю о своем прибытии. Тот позаботился о размещении гостей.
Вскоре семейству барона был назначен приём, и оно, облачившись в изысканные одежды и драгоценности, проследовало в тронный зал в сопровождении пажей и герольдов.
Барон рассыпался перед Генрихом в изысканных речах, разумеется, предварительно представив ему своих жену и детей.
Герцог удостоил Урсулу лишь нескольких слов, заметив, что видел её давно, когда та была совсем девочкой. Внимание же вдовца полностью поглотила Бернардетта. На приёме она затмила всех молодых дам, претенденток на герцогское ложе.
Генрих окружил прекрасную бургундку всяческим вниманием. Та, к вящему удивлению Урсулы, тотчас осознала выгодность своего положения и более не выказывала строптивости (в родном замке она пролила немало слёз, узнав о планах отца), а напротив, всячески поощряла своего венценосного кавалера. Он осыпал Бернардетту подарками, забрасывал куртуазными стихами собственного сочинения и даже исполнил альбу в честь бургундки, аккомпанируя себе на лютне.
Генрих совершенно забыл о письме Ла Доля, в котором говорилось о землях Лангруа-Атюйе. Его помыслами полностью завладела прекрасная бургундка.
Наконец герцог даже устроил парфорсную охоту[42], намереваясь собственноручно заколоть добычу. Придворные герцога не сомневались: он затеял эту охоту ради Бернардетты. Претендентки на его ложе, многочисленные фаворитки забыли прежнюю ненависть и в едином порыве объединились против ненавистной бургундки. Они решили затмить её на предстоящей охоте своей красотой и изысканностью, а также выказать единодушную холодность и презрение по отношению к ней.
…Егеря выследили оленя и определили место его лежбища. На окраине леса были сооружены загоны для своры гончих собак, отдельно – для догов, облачённых в панцири.
На следующее утро герцог в сопровождении свиты покинул резиденцию, устремившись к лесу. Молодые дамы, ослепительные, в новых охотничьих нарядах, держались вместе, искусно изображали беспечность и прекрасное настроение. Это не ускользнуло от проницательного взора Урсулы. Она сразу же поняла, что против дочери образовалась коалиция и Бернардетте придётся считаться с её существованием, иначе она может пасть жертвой изощрённой интриги.
Единственными, кто ничего не замечал, были Генрих и Бернардетта. Их лошади шли рядом. Герцог что-то оживлённо рассказывал девушке, та внимала ему.
Наконец кортеж достиг окраины леса с загонами для собак. Егеря доложили герцогу, что выследили трёхгодовалого оленя.
Генрих оживился:
– Этого оленя я посвящаю вам, сударыня! – воскликнул он, обращаясь к своей спутнице. Девушка ослепительно улыбнулась.
Пока шли последние приготовления к охоте, возводились шатры, разводились костры для приготовления добычи, Урсула отвлекла мужа в сторону и спросила у него:
– Франциск, ведь мы прибыли сюда не только, чтобы сделать дочь герцогиней? Не так ли?
Барон с удивлением воззрился на жену.
– Что вам известно, Урсула? – забеспокоился он.
– Ровным счётом ничего, – спокойно ответила она. – Но, если вы хотите чего-то добиться от герцога, советую поспешить.
– Ваши речи вызывают у меня беспокойство, сударыня! – не выдержал барон.
– Ваше беспокойство, сударь, будет ещё большим, если вы уверитесь, что придворные дамы замышляют нечто против нашей дочери.
– С чего вы взяли? – раздражённо спросил барон.
– Я женщина и вижу многое, сударь… Вы разбираетесь в политике, я же – в естестве женской души. Поверьте, придворные дамы погубят нашу дочь, если вы не поторопитесь. Они никогда не простят ей своего поражения. Выход только один: заставить герцога просить руки Бернардетты.
Франциск бросил настороженный взгляд на жену, пришпорил коня и поспешил вернуться в окружение герцога.
«Удивительная женщина! – подумал барон. – И отчего я медлил?.. Мне хотелось, чтобы герцог прежде пленился Бернардеттой, а уж потом стал более сговорчивым…»
Герцог же беспрестанно посылал нежные взгляды своей новой пассии, та же не оставалась в долгу, обворожительно улыбаясь в ответ.
К герцогу приблизился распорядитель охоты:
– Всё готово, монсеньор!
– Начинайте! – отдал приказ Генрих.
По сигналу распорядителя охоты выжлятники спустили с поводков нескольких собак и углубились в лес, дабы убедиться, что олень не изменил лежбища.
До слуха герцога и его многочисленной свиты донёсся собачий лай, означавший, что гончие взяли след.
Выжлятники спустили с поводков гончих и борзых, удерживая лишь бордосских и маалосских догов, закованных в панцири и кольчугу, ибо их черёд ещё не настал.
Собаки немедля бросились в лес, за ними последовала кавалькада придворных мужей во главе с Генрихом. Бернардетта отлично держалась в седле, она часто выезжала на охоту вместе с отцом и могла весь день провести верхом. И потому не отставала от герцога, тем самым разожгла ещё большую ненависть в сердцах придворных дам. Лишь несколько всадниц отважились последовать за охотниками.
Придворные дамы, разочарованные тем, что бургундке удалось улизнуть, проводили охотников скучным взором.
Когда кавалькада скрылась в лесу, дамы спешились. Одна из них, виконтесса де Арси, приблизилась к Урсуле де Тюинвиль. Она прочила за герцога свою дочь, но, увы… Хоть та и стала фавориткой Генриха, он не спешил предстать с ней перед алтарём.
Виконтесса надменным взором смерила баронессу и тихо произнесла:
– У меня есть подозрения, сударыня, что ваша дочь занимается колдовством. Иначе как она в столь короткий срок смогла полностью завладеть помыслами герцога?