Баронесса замерла от ужаса. Такого поворота она не могла предвидеть.

– У вас есть доказательства? – наконец спросила она, совладав с собой.

– Они будут, уверяю вас… Если только вы не покинете пределы Лотарингии… – словно змея, прошипела виконтесса.

– Вы угрожаете мне, племяннице герцога? – совершенно спокойным тоном осведомилась баронесса, гордо вскинув голову. – А если я обвиню вас в колдовстве?

Виконтесса отпрянула. Она не ожидала такого отпора.

– Что ж попробуйте… – небрежно бросила она и направилась к пёстрой стайке дам.

Понимая, что она отвергнута здешним дамским обществом, Урсула предпочла провести остаток дня со своей компаньонкой около шатров.

…Бернардетта отлично держалась в седле, её лошадь ноздря в ноздрю неслась с жеребцом герцога.

Гончие уже сделали своё дело – загнали добычу в ложбину. Красавец олень тяжело дышал, силы покидали его после продолжительной безумной скачки. Но он не собирался сдаться просто так. Издавая тяжёлые гортанные хрипы, олень выставил рога вперёд, намеревался сразить любого, кто рискнёт приблизиться к нему.

Настал самый ответственный и опасный момент охоты.

Распорядитель подал знак выжлятникам. Они приблизились, едва сдерживая маалоссов и бордоссов[43], закованных в панцири и кольчуги. Головы собак украшали специальные металлические налобники, предохранявшие от ударов. И вот выжлятники спустили поводки. Собаки, словно рыцари, закованные в латы, ринулись в бой.

Обречённое животное отбивалось от разъярённой своры из последних сил…

Герцог Лимбургский и Бернардетта, возбуждённые видом крови, наблюдали за тем, как доги впивались в ноги и уши оленя – тот упал как подкошенный. Генрих спешился, извлёк из ножен длинный охотничий кинжал и всадил его прямо в сердце оленя.

Охотники и дамы издали возглас восхищения. Герцог оглянулся, в данный момент его интересовало только одно: какое впечатление он произвёл на юную бургундку.

Та же одарила Генриха многообещающим взором, в котором читались любовь и желание.

Барон Ла Доль, находившийся подле дочери на протяжении всей охоты, мог поклясться, что завтра герцог попросит её руки, а он обретёт верного союзника.

* * *

И вот настал ответственный момент, ради которого Франциск проделал столь долгий путь из Доля в Труа. Бернардетта превзошла все ожидания барона, прекрасно справившись со своей ролью, и не на шутку увлеклась пожилым герцогом (надо отдать должное – для своего зрелого возраста он выглядел отменно). На следующий день после охоты барон, не желая терять завоёванных позиций, испросил у Генриха личную аудиенцию. И тот, разумеется, не отказал, ибо намеревался просить руки Бернардетты.

После обмена светскими любезностями барон первым перешёл к делу:

– Монсеньор, смею напомнить вам о своём письме…

Генрих наморщил лоб, по правде говоря, он уже благополучно забыл о нём.

– Ах, барон, в последнее время так много всего случилось… Не напомните ли мне суть изложенного в том письме дела?

– Разумеется, ваша светлость. Я осторожно намекал вам на то, что участь земель Лангруа-Атюйе окончательно не решена… – осторожно высказался Франциск.

Генрих сразу же понял, куда клонит его гость.

– Графиня де Лангр по-прежнему сохраняет формальную независимость своих земель. Удивительно, на что она рассчитывает?.. Граф Бургундский слаб… Вряд ли она сможет рассчитывать на чью-либо военную помощь, – закончил свою мысль Ла Доль.

Лицо Генриха приобрело хищное выражение.

– М-да… Земли Лангруа-Атюйе, несомненно, лакомый кусок… – заметил он и без обиняков спросил: – Неужели вы, сударь, имеете на него виды?

– В некотором роде, монсеньор, – признался барон, ибо юлить не было никакого смысла.

– Вы намерены просить у меня военной помощи? – предположил Генрих.

– И да, и нет, монсеньор. Я хочу предложить вам взаимовыгодный союз, благодаря которому вы обретёте Лангруа-Атюйе, а я – корону Бургундского графства.

Глаза герцога расширились от удивления.

– Вы дерзки, барон. Вероятно, у вас есть план действий?..

– Безусловно, монсеньор. И, если вы снизойдёте выслушать его…

Генрих жестом прервал барона.

– Не тратьте лишних слов, сударь. Переходите прямо к делу…

И барон поведал герцогу о том, что он, прямой потомок виконта Обри, правившего Маконом и получившего Бургундию в наместничество от самого графа Гуго Чёрного. А нынешний правящий бургундский дом также происходит от наместников, но получивших графство в управление гораздо позже Маконов, и что многие бароны графства поддерживают его.

– У вас есть генеалогическая грамота, подтверждающая право на престол? – на всякий случай поинтересовался герцог.

– О да, монсеньор! И вы можете с ней ознакомиться. – И барон потянул Генриху свиток, заверенный печатью Гуго Чёрного.

Герцог развернул его и внимательно просмотрел.

– Что ж, я удовлетворён увиденным, сударь, – подытожил он. – Думаю, наш союз увенчается успехом, не только военный, но и родственный…

Генрих многозначительно посмотрел на барона. Тот понял, что не ошибся и рассчитал всё правильно: речь пойдёт о Бернардетте.

Через несколько дней герцог официально объявил о своей помолвке с Бернардеттой Ла Доль. И почти сразу же, не без участия Урсулы, он удалил из Труа виконтессу де Арси и её дочь, бывшую фаворитку, которые отправились в свои владения.

Барон и баронесса отправились обратно в Доль, дабы подготовить достойное приданое для дочери. Герцог же был категорически против, дабы Бернардетта покинула Труа с родителями, предоставив ей покои, которые немногим ранее занимала очаровательная фаворитка. Так что девушка осталась в резиденции герцога на правах невесты.

Печальный пример фаворитки, удалённой от двора, охладил желание придворных дам и их дочерей, мечтавших упасть в объятия Генриха. Они старались выказывать бургундке всяческое почтение. Но та, предупрежденная матерью и унаследовавшая её тонкое чутьё в женских делах, держалась настороже.

Вернувшись в Доль, барон тотчас отписал письмо Гильому II в Безансон. Он признался, что посетил Труа и имел честь видеть герцога Лимбургского. Разумеется, его визит носил частный характер. Барон не забыл напомнить графу, что его жена приходится племянницей Генриху Лимбургскому, и потому он, подчинившись её настояниям, отправился в Труа (предусмотрительно умолчав о том, что его дочь – невеста герцога).

Затем барон долго и пространно разглагольствовал о состоянии дел в Нижней Лотарингии, а также о настроениях, царивших на сопредельных землях. И в завершение своего многословного послания он выказывал опасения, что Генрих Лотарингский планирует подчинить независимое графство Лангруа-Атюйе, несмотря на то, что графиня де Лангр заручилась поддержкой Безансона.