захватить любой из них. «Шаннон», конечно, нанес меньше урона, чем любой из американских 44-пушечных фрегатов, вероятно, примерно в той же пропорции, что и разница в силе.

Почти все американские писатели рассматривали захват «Чесапика» так, как будто он произошел просто из-за череды несчастных случаев, например, Купер со своим обычным жизнерадостным оптимизмом говорит, что события сражения, за исключением его краткости, являются «всецело результатом случайностей войны» и что главным образом все решили «случайные события, не связанные ни с какими-либо особыми достоинствами одной стороны, ни с какими-либо конкретными недостатками с другой»[71]. Большинство моряков расценивают как своего рода измену считать поражение следствием чего-либо еще, кроме как исключительного несчастья. И все же ни один незаинтересованный читатель не может не признать, что истинная причина поражения была самая простая, а именно что «Шаннон» сражался лучше, чем «Чесапик». Часто говорят, что до того момента, как корабли сошлись, потери и повреждения, понесенные каждым из них, были примерно одинаковыми. Это неправда, а даже если бы и было правдой, это не повлияло бы на исход. Тяжелые потери на борту «Шаннона» не смутили и не напугали хорошо обученных людей, которые безоговорочно полагались на своих командиров, а опытные офицеры были готовы защищать любую угрожаемую точку. Равные или большие потери на борту «Чесапика» обескуражили и смутили необстрелянную команду, у которой просто не было времени или возможности стать хорошо дисциплинированной. Многие из старых членов экипажа, конечно, сохранили рассудок и мужество, но новички и недовольные – нет. Так же и с офицерами. Некоторые, как установила следственная комиссия, бросили свои посты, и все, будучи новичками друг для друга и для корабля, не могли проявить себя наилучшим образом. Нет никаких сомнений в том, что «Чесапик» был обстрелян из пушек еще до того, как его взяли на абордаж. Если бы корабли не сошлись, битва была бы более продолжительной, потери большими и почти равными, но результат был бы тот же. Купер говорит, что враг шел на абордаж с большой осторожностью и так медленно, что двадцать решительных человек могли бы дать ему отпор. Капитан Брок и его немногие спутники не проявляли осторожности, чтобы прыгнуть на борт без поддержки, а затем они просто ждали, пока подойдут основные силы, и никакие двадцать человек не смогли бы отбить таких абордажников, как товарищи Брока. Бой был еще одним уроком, в котором стороны поменялись местами, в том смысле, что отсутствие тренировок и дисциплины – скверный недостаток. Если бы экипаж «Чесапика» состоял на службе столько же месяцев, сколько лет экипаж «Шаннона», такой капитан, как Лоуренс, держал бы своих людей в полном порядке, они не были бы испуганы потерями, некоторые офицеры не оказались бы слишком деморализованы, чтобы действовать должным образом, а материальные преимущества, которыми обладал «Чесапик», хотя и не очень большие, вероятно, были бы достаточными, чтобы дать ему хорошие шансы на победу. Стоит отметить, что единственная хорошо дисциплинированная группа людей на борту (все, по словам самого Джеймса, между прочим, коренные американцы), а именно морские пехотинцы, действовала превосходно, о чем свидетельствует тот факт, что три четверти их числа были среди убитых и раненых. Иностранцы на борту «Чесапика» действовали не так хорошо, как американцы, но бессмысленно каким-либо образом приписывать им поражение: их действия лишь усугубили его катастрофические последствия. Большинство английских авторов дают очень точные описания битвы, за исключением того, что они почти не упоминают об особых неудобствах, которые испытал «Чесапик», когда вступил в нее. Так, Джеймс считает, что «Ява» была не готова, потому что она была в море всего шесть недель, но не придает значения тому факту, что «Чесапик» вышел в море ровно столько же часов назад.

В целом лучшая критика боя принадлежит М. де ла Гравьеру. «Невозможно не видеть во взятии „Чесапика“ новое доказательство огромной силы хорошей организации, когда она получила освящение нескольких лет фактической службы в море. В этом случае два одинаково известных капитана, честь двух флотов, противостояли друг другу на двух кораблях одинакового тоннажа и количества орудий. Никогда еще шансы не казались более равными, но сэр Филип Брок командовал „Шанноном“ почти семь лет, а капитан Лоуренс командовал „Чесапиком“ лишь несколько дней. Первый из этих фрегатов полтора года крейсировал у берегов Америки, второй покидал порт. У одного был экипаж, давно привыкший к строгому повиновению, другой был укомплектован людьми, которые только что подняли мятеж. Американцы были не правы, обвиняя в этом случае судьбу. Фортуна не была переменчивой, она была просто логичной. „Шаннона“ захватил „Чесапик“ 1 июня 1813 года, но 14 сентября 1806 года, в день, когда он принял командование своим фрегатом, капитан Брок начал готовить славное завершение этого кровавого дела».

Как бы ни было трудно сказать слово против такого человека, как Лоуренс, настоящего рыцаря морей без страха и упрека, которым восхищались за его беззаветную храбрость не меньше, чем за кротость и прямоту, надо признать, что он поступил опрометчиво. И после того, как он отплыл, было, как указал лорд Говард Дуглас, тактической ошибкой, какой бы рыцарской она ни была, пренебречь шансом идти в наветренную сторону через корму «Шаннона», чтобы обстрелять ее, точно так же тактической ошибкой его не менее рыцарственного противника было то, что он предоставил ему такую возможность. Халл не совершил бы ни одну из ошибок и, если уж на то пошло, был бы превосходным соперником для любого из коммандеров. Но всегда следует помнить, что встречи Лоуренса с англичанами были таковы, чтобы не вызвали у него высокое мнение о них. Единственный противник, с которым он сражался, правда, уступал ему в силе, но вряд ли оказал эффективное сопротивление. Другой шлюп, равной, если не превосходящей, силы, несколько дней покорно подчинялся блокаде и решительно отказывался сражаться. И не может быть никаких сомнений в том, что «Чесапик», каким бы неподготовленным он ни был, мог бы превзойти «Герьер», «Македонского» или «Яву». В общем, Лоуренса трудно в чем-то упрекнуть, и его действия никогда не упоминались и не будут упоминаться ни друзьями, ни врагами без теплейшего уважения. Но это не повод утверждать, что его погубила исключительно неблагоприятная судьба. Нам будет гораздо лучше помнить, что на неудачах можно научиться не меньше, чем на победах. Вместо того чтобы льстить себе словами, что поражение произошло случайно, попробуем выяснить, в чем была истинная причина, а затем позаботимся о том, чтобы она больше никогда не появилась. Чуть меньше опрометчивости спасло бы жизнь Лоуренсу и его фрегату, а чуть больше дерзости однажды сделало бы коммодора