— какое знаменательное явление!.. Теллер тотчас откликнулся. Он опубликовал «Ответ на послание не­которых отцов семейств», в котором, приветствуя заявление об их отказе от обрядов иудейства, сразу вступил в роль миссионера. «Вы уже не против Христа, значит, вы за него. Так почему же вы не хоти­те принять церковный облик тех, которые носят имя Христа? Не яв­ляетесь ли вы орудием Провидения для великого дела? Вы говорите, что не можете признать догмат Сына Божия, и тут же утверждаете, что не хотите быть чем-то средним между иудеями и христианами. Но чтобы быть христианами, вы должны по крайней мере признать таинства крещения и причастия, должны исходить из «исторической истины», что Христос есть основатель высшей нравственной рели­гии. Вас можно освободить только от религиозных мнений (Lehrmeinungen), различных и в самой церкви, но не от основных догматов (Grundlehren)... Это, впрочем, — прибавляет Теллер, — мое личное мнение. Я не знаю, согласятся ли с ним все мои товарищи-теологи. Не могу также наперед сказать, какие гражданские права предоставит вам государство после вашего заявления: это относится совершенно к другой инстанции». Протестантизм подчиняет церковь государству, и последнее может отказать в равноправии той или дру­гой секте, даже христианской.

Шумный спор возгорелся вокруг этой публичной переписка о капитуляции иудаизма. В христианском обществе иронически гово­рили о «сухом крещении», «крещении без воды», на которое евреи готовы идти. Авторов «Послания» приглашали смелее идти вперед — к порогу церкви. Геттингенский профессор де Люк (по-видимому, ре­акционер из французских эмигрантов) возмущался в своем «Письме к еврейским авторам» («Lettre aux auteurs juifs») их философским «на­турализмом», их верою в «прогресс», в «ложную и нелепую идею прав человека»; все это, по мнению профессора, идет от Мендельсо­на и одинаково вредно для иудейства и для христианства. Другой писатель, в брошюре «Моисей и Христос», либерально комментиру­ет еврейское «Послание», проникнутое «благородным духом Мен­дельсона», и советует авторам делать дальнейшие шаги: перейти все­цело в христианское общество. «Мы вместе с вами пойдем через вра­та христианства к религии Разума». Для поощрения анонимный ав­тор прибавляет, что «наш благородный монарх» не оставит этого без внимания.

Из десятка появившихся тогда в Берлине брошюр по поводу «Послания» обратили на себя внимание «Письма проповедника вне Берлина». Этот скрывший свое имя «проповедник» был модный хри­стианский теолог-романтик Фридрих Шлейермахер, автор «Ре­чей о религии», любимец еврейских салонов Берлина, но принципи­альный противник иудаизма. Он не придает значения еврейскому «Посланию»: это — простая попытка улучшить свое гражданское положение, обставленная большой помпой. Такая тактика должна огорчить тех еврейских деятелей, которые раньше иными способами боролись за равноправие, — и тут же Шлейермахер, не зная или лу­каво притворяясь не знающим имени автора «Послания», воскли­цает: «Как должен быть огорчен этим превосходный Фридлендер! Он, может быть, поднимет свой голос против этой измены хоротему делу — он, более верный ученик Мендельсона, чем автор этой книги!» Некрасиво, по мнению Шлейермахера, это рвение к новой вере, продиктованное житейскими соображениями. Рели­гию нынче меняют по курсу, и есть евреи, «готовые одновременно обрезать и крестить своих сыновей». Не радует автора и полоса крещений в еврейском обществе, ибо это — «христианство без Хри­ста»: в христианское общество вступают неверующие, загнанные в лоно церкви политическим гнетом, и церкви грозит прививка «иудео-христианства». Во избежание опасности церковь должна хо­датайствовать, чтобы правительство устранило с пути евреев то, что толкает их на такое лицемерие, и дать кой-какие гражданские права хотя бы их детям, о будущности которых «отцы» (авторы «Посла­ния») хлопочут, готовые даже жертвовать своей религией. Что же касается полной гражданской «натурализации» евреев, то Шлейермахер считает ее невозможною до тех пор, пока евреи составляют особую нацию, имеющую свои законы и мечтающую о пришествии мессии.

Что чувствовал Фридлендер после удара, нанесенного ру­кою замаскированного друга? С одной стороны — пастор Тел­лер, требующий, подобно черту в известной поговорке, всю руку от тех, которые протянули церкви только один палец, с другой — популярный христианский философ, резко изобли­чающий весь этот компромисс с совестью. Вспомнил ли Фрид­лендер, как он девятью годами раньше гордо отверг унизитель­ную подачку, брошенную евреям в правительственном «проек­те реформ»» и отстоял достоинство народа, которое он теперь, под групповою маскою, так грубо попрал?.. Он умолк. Что-то уцелев­шее в ученике от духовного наследия учителя, автора гордого «Послания к Лафатеру», удержало его от дальнейших скандаль­ных шагов[36]. Попытка образовать иудео-христианскую секту ради получения гражданских прав не удалась. Более решительные люди шли дальше: в верхних слоях еврейского общества усилилась эпи­демия крещений, настоящих, без оговорок и без всяких укоров совести.

Скоро «отцы семейств» из группы Фридлендера могли убедить­ся, что вражда к евреям кроется не только в антагонизме иудейства и христианства. В 1803 г. в Пруссии разгорелась небывалая юдофоб­ская агитация, главным стимулом которой была не обособленность евреев, а напротив — боязнь вторжения их в христианское общество и усиления «разрушительных» идей французской революции. Зачиншиком литературного похода против евреев был судейский чинов­ник в Берлине, низкопробный агитатор Гратенауэр. За его спиною стояли, по-видимому, консервативные круги немецкого общества, которые уже давно с тревогою смотрели на упорную борьбу евреев за равноправие и, в частности, — на сближение их с либеральною группою прусской аристократии в богатых салонах Берлина. Гратенауэр выпустил резкий памфлет «Против евреев, предостережение всем нашим согражданам» (Wider die Juden, 1803), где доказывал, что постыдно иметь общение с евреями, что равноправие их не испра­вит, ибо между ними и христианами лежит пропасть: евреи в массе отвратительны, их «элегантная» молодежь — безбожники, франты, моты; их салонные дамы невоспитанны, хотя и дружат с немецкими князьями и графами (намек на еврейские салоны в Берлине; см. даль­ше, § 33); евреи должны носить клеймо отвержения: нужно восстано­вить ношение ими средневекового желтого знака на одежде, дабы от них бежали, как от заразы.

Написанный грубым языком улицы, памфлет Гратенауэра про­изводил зажигательное действие. В короткое время он выдержал шесть изданий и распространился в 13 000 экземплярах. Еврейские деятели Берлина сначала не считали нужным выступить против пас­квилянта, и только отдельные лица мстили ему: один еврей дал пуб­лично пощечину Гратенауэру, а его кредиторы предъявили ко взыс­канию его векселя. Это еще больше разозлило агитатора. Он допеча­тал дополнение к своей брошюре, где с гордостью назвал себя «Гаманом» и страстно призывал к гонениям на евреев. Гаману ответил профессор Косман в книжке, озаглавленной «За евреев: слово обо­дрения друзьям человечества» (Берлин, 1803). Защитник имел, одна­ко, неосторожность напечатать в заголовке книжки посвящение «старшинам берлинского еврейства и всем добрым людям без разли­чия религии» — и этим дал повод думать, что