Постоянно общаясь с маленькой спутницей, капитан Кидд почувствовал, что и сам теряет интерес ко многим важным для белых людей вещам, все глубже погружаясь в мир далеких стран и других народов, а потому стал просить торговцев прессой заказывать издания из Англии, Канады, Австралии и Родезии.

Своим слушателям он стал читать статьи о дальних краях с иным климатом. Об эскимосах в шубах из тюленьих шкур, о путешествиях сэра Джона Франклина, кораблекрушениях на необитаемых островах, о длинноруких жителях дикой части Австралии – чернокожих, но со светлыми волосами, – исполнявших удивительную музыку, которую автор статьи назвал неописуемой, а капитан страстно захотел услышать.

Он читал об открытии водопада Виктория, о призрачном корабле «Летучий голландец» с человеком на капитанском мостике, световыми сигналами задававшим вопросы о давно умерших людях. Слушая подобные истории, техасцы затихали и, боясь пропустить хотя бы слово, сосредоточенно наклонялись на стульях и скамьях. Лил ли дождь, падал ли снег, темнело ли за окном так, что фонарь не справлялся с освещением – они ничего не замечали. В каждом городке капитан Кидд на час останавливал бег времени.

Он так и не смог понять, каким образом девочка из традиционной немецкой семьи изменилась настолько, что превратилась в настоящую индианку кайова. За каких-то четыре года совершенно забыла родной язык, родителей, свой народ, религию и алфавит. Разучилась есть вилкой и ножом, петь в европейских ладах. И даже вернувшись в мир белых людей, так и не смогла полностью адаптироваться к новым условиям, навсегда оставшись представительницей коренного народа Америки – племени кайова.

Спустя три года дочери капитана, его зять и двое внуков вернулись в Сан-Антонио, оформили права на опустевший дом Бетанкуров и начали долгий, почти безнадежный процесс возвращения фамильных испанских земель. Эмори влез в долги ради покупки печатного станка, приобрел магазин одежды Леона Мокка и организовал там типографию. Олимпия повздыхала, побродила по комнатам старого палаццо Бетанкуров, а потом вдруг снова вышла замуж, чем доставила родным огромное облегчение. Элизабет продолжила воспитание сыновей, а свободное время стала проводить в углу длинной столовой, где прочно обосновался секретер, набитый историческими картами и пожелтевшими поземельными книгами.

После возвращения детей капитан Кидд перестал скитаться по городам Техаса. Джоанна превратила его в бродягу, но рано или поздно всему приходит конец. Сан-Антонио разросся, и многие прекрасные старинные испанские дома были снесены. Люди потеряли земли предков, и это обстоятельство глубоко его опечалило. Капитан и Джоанна поселились вместе с Элизабет, Эмори и двумя их сыновьями: он – чтобы постепенно стареть, а она – чтобы смотреть в неведомое будущее. Эмори увлеченно трудился в своей новой типографии, с огромным интересом осваивая цилиндрический печатный станок системы Бэбкока. Тесть тоже не остался без дела: он сидел за усыпанным наборными верстатками столом и придирчиво проверял каждый вышедший из-под пресса экземпляр. Ради любимого «деда» Джоанна старалась вести себя как настоящая белая барышня. Вместе с другими девушками участвовала в лодочных прогулках по реке; как полагалось приличной молодой особе, брала уроки танцев и даже терпела унижение езды на лошади в дамском седле. И все же с откровенной завистью смотрела на полуобнаженных мексиканских женщин и девушек, стиравших белье в речке Алазан и в источнике Сан-Педро. Распустив волосы и заткнув подолы юбок за пояс, они плескались и свободно расхаживали по колено в воде. Джоанна неподвижно сидела на лошади в амазонке и модной маленькой шляпке, с тоской наблюдая за недоступными радостями, а потом возвращалась домой к обеду, стараясь казаться веселой, деликатно управлялась с ножом, вилкой и крошечной кофейной ложечкой. Капитан сидел, сложив руки на коленях, смотрел на свой кусок яблочного пирога и вздыхал. Случилось самое страшное: он не знал, что делать.

Однако судьба распорядилась по собственному усмотрению. Однажды Джон Келли из Дюрана приехал по делам в Сан-Антонио и решил навестить уважаемого капитана Кидда: он с неизменной симпатией вспоминал почтенного пожилого джентльмена, хладнокровно призывавшего к порядку распоясавшуюся толпу. Подъехав к дому Бетанкуров, он спешился, постучал в массивную двойную дверь старинного особняка на улице Соледад и остановился в ожидании. Широкополая шляпа бросала тень на смуглое лицо. Через некоторое время открылась встроенная в главный портал маленькая дверь. Показалась невысокая плотная горничная. За ее спиной стояла стройная пятнадцатилетняя девушка с уложенными короной пышными золотистыми волосами, голубыми глазами и веснушками на носу. На ней было темно-серое платье с желтым узором по подолу широкой юбки. Аккуратные розовые ногти блестели свежим лаком.

– Hágame el favor de decirme loquequirers, señor[10], – с подозрением потребовала служанка.

– Да? – любезно проговорила девушка. – Вы кого-то ищете?

На миг Джон Келли утратил дар речи, а едва собравшись с духом, спросил:

– Вы Джоанна? Та самая маленькая пленница, которую капитан вез к родным?

– Да, я Джоанна Кидд. – Девушка неуверенно улыбнулась незнакомцу в высоких дорожных сапогах и запыленном плаще.

Не в силах отвести глаз, Келли снял шляпу. Неужели это и есть та самая чумазая десятилетняя девчушка с растрепанными волосами, которая, словно испуганный дикий зверек, выглядывала из-за борта повозки? Он отлично помнил, как пытался угостить ее ириской, но малышка не захотела даже прикоснуться и забилась в угол.

– Видите ли, – смущенно промямлил Джон Келли, – я хотел бы засвидетельствовать глубокое почтение капитану Кидду. В Сан-Антонио приехал по делам… – Он помолчал. – Да, по делам. Чтобы купить скот.

– Конечно. – Освобождая путь, девушка отступила и показала в глубину дома. – Дедушка сейчас во дволе. Входите, пожалуйста.

Джон Келли поднял ногу, чтобы переступить порог, и застыл в неловкой позе.

– А вы меня, случайно, не помните?

Голубые глаза сосредоточились на высоком, покрытом пылью, растерянном молодом человеке.

– Сожалею, но боюсь, что совсем не помню. Сюда, пожалуйста.

Стуча каблуками сапог по кафельному полу, Джон Келли пошел следом за Джоанной и в освещенном солнцем внутреннем дворике увидел капитана. Тот сидел в кресле и читал толстую книгу в кожаном переплете.

Побеседовав в тени мимозы с прямым, словно жезл, стариком, Джон Келли попросил разрешения зайти снова и вскоре действительно явился, причем принес капитану свежие газеты, а мисс Кидд подарил небольшое изящное панно из сухих роз, которое, по его мнению, могло ей понравиться.

– Было бы холошо, если бы вы звали меня Джоанной.

Джон Келли присел к пианино Элизабет и заиграл сначала «Приходи в беседку», а потом «Желтая роза Техаса», причем ни разу не подняв глаз от клавиатуры, все время ждал, подойдет ли Джоанна ближе. Вскоре девушка уже стояла возле его плеча. Келли подвинулся на банкетке, и после недолгого сомнения, грациозно подобрав юбку, она присела рядом и впервые улыбнулась по-настоящему. Нота за нотой Джон Келли научил ее своим песням.