Около пяти часов вечера я спустилась во двор. Там уже стояла внушительная машина Табуреткина. Кто сидел за рулем, я не видела из-за тонированных стекол. Но это точно была иномарка кандидата – я еще вчера разглядела номер. Передо мной распахнули заднюю правую дверь. И я забралась в салон.

В то же мгновение мне в лицо чем-то брызнули, и сквозь боль и туман я увидела Афанасия Ивановича, но какого-то странного, смазанного. А потом вообще перестала что-либо видеть…

– Мыши плакали, кололись, но продолжали есть кактус, – мы с Риткой часто употребляем эту фразу.

Что она означает? Например, дважды наступить на одни и те же грабли. Или давишься, но все равно пьешь коньяк. Люда же обычно недоумевает:

– Вы о чем? О мышах-наркоманах, что ли?

Сейчас мне открылся новый смысл этой присказки. Да, я наступила на те же грабли, что и Регина. По звонку вышла из дома, села в машину и попала в беду. Мало того, мне в глаза и в горло впились с десяток кактусов. Глаза перестали видеть, стало трудно дышать. А потом я вообще провалилась в черную дыру.

Я оказалась в лапах душителя. На меня напал предвыборный маньяк. Он оглушил меня, чтобы я не сопротивлялась, когда он затянет петлю на моей шее…

Звон в голове превратился в набат. Наверное, он и разбудил меня. А еще холод и боль в руке. Почему так жестко? Неужели я все-таки записалась на курсы йоги?

Я открыла глаза и увидела сумерки. Я лежала на полу в каком-то помещении, холодном и сыром. Голова болела, рука затекла. Боже мой, где я? Довольно большая комната, окно, за которым вечер. Наверное, часов девять, не меньше. Пол дощатый, мебели почти нет. Запах какой-то нежилой. И странная тишина: машины не шумят, соседский телевизор голос не подает.

Я попыталась встать. Глаза еще слезились, в горле першило, но серьезных ран я у себя не обнаружила. И черный шарф на шее не мотался. Пошатываясь, я добрела до окна. Оно было забрано решеткой, и виднелись в нем лишь какие-то ветки. И луна. Больше почти ничего – ни домов, ни фонарей, ни машин. Похоже, это не город. Это домик в деревне. Или в садоводческом товариществе «Энергетик»?

Кажется, действия преступника не отличаются разнообразием. Он поступил со мной так же, как с Региной. Вывез в пригород и бросил в какой-то даче. Интересно зачем? Кузине он хотя бы регистрацию сорвал. А сейчас-то что? Решил меня попугать? Чтобы не совала свой нос в чужие дела, не расспрашивала и не подозревала?

Но это точно была машина Табуреткина. И лицо Табуреткина. Но я не уверена. Как такое может быть? Маска? Его водитель – бывший чекист, а нынешний душитель – сделал резиновую копию лица хозяина и прячется за ней? Странно это…

И что мне теперь делать? Как и Регине, выйти отсюда и брести по дороге. Но, кажется, напавший на меня человек не был так любезен, как в прошлый раз, и не оставил мне мобильный телефон. Я поискала в карманах куртки, пошарила по полу и не нашла его. Кстати, а зачем он его Регине оставил? Хотел, чтобы ее спасли? Ничего не понимаю…

Я попыталась обнаружить дверь. На ощупь добрела до проема, коснулась ручки, попыталась открыть. Заперто. Навалилась всем телом, но дверь не поддалась. Здесь проволокой не обошлось, закрыто на замок. А на окне решетки. Я в ловушке?

Ужасное чувство. Но я постаралась не унывать и не представлять собственные похороны. Хотя интересно, кто придет? Скоро ли после этого Юра женится на иностранке? Нет, так нельзя. Нужно думать о хорошем, искать выход, не сдаваться.

Чего хочет душитель? Уморить меня голодом и холодом? Но маньяк не должен менять почерк. Почему бы ему просто не воспользоваться черным шарфом? Может быть, милиция изъяла их из свободной продажи?

Как хочется пить. И анальгин бы не помешал, иначе голова лопнет.

– Ей, вы там! – закричала я и забарабанила в дверь. – Откройте! Какого черта вам от меня надо?

И дверь внезапно отворилась. Надо было только попросить? Сим-сим, откройся!

В проеме выросла темная фигура.

– Отойдите к стене! – приказал свистящий шепот. – Отойдите и сядьте там. Если сделаете хоть одно резкое движение, я вас убью.

Господи, вот и мы встретились. Душитель и я. Наедине. В темной комнате, за много километров от людей. В руках у вошедшего я различила какой-то предмет. Он поднял его, продемонстрировал. Кажется, топор. Прямо палач из фильмов ужасов, одетый в черное. Я попятилась к стене.

– Кто вы и что вам от меня нужно? – с дрожью в голосе спросила я.

– Во-первых, мне нужно выговориться. А дальше посмотрим.

Я оторопела.

– Выговориться? Но я не психоаналитик.

– Вы – моя крестная.

– Что?!

– Вы дали мне имя. Нарекли Душителем. Вот так, с большой буквы. Остальные еще долго ничего не понимали, а вы сразу дошли до сути. Поэтому я хочу говорить именно с вами.

Дверь за ним со скрипом закрылась. И я снова почувствовала себя в ловушке, вернее, в клетке со зверем.

– Мы знакомы? – произнесла я, стараясь дышать спокойно.

– И да, и нет, – был ответ.

Голос я пока не узнала. Это плохо или хорошо? Если я не знаю этого человека и не вижу его лица, может, он отпустит меня? Хотел бы убить, представился бы. Ведь мертвые не дают показаний.

– С одной стороны, вы отлично меня знаете, Виктория. Но, с другой, так и не смогли догадаться, кто я.

– Во всяком случае, я уверена, что вы не Табуреткин. Откуда же у вас его мобильник, его машина? И почему я видела его лицо в джипе? Вы что, его брат-близнец?

– Все узнаете в свое время, – остудил мой пыл неизвестный, тем самым еще раз напомнив, кто здесь главный. – Сначала ответьте мне, Виктория. Кто, по вашему мнению, убил всех этих людей и почему?

Псих сумасшедший, кто же еще. Но так отвечать нельзя. Типу с топором это вряд ли понравится. А его расстраивать не стоит.

– Я предположила, что это человек, для которого важно, чтобы выборы были честными, – осторожно начала я. – Видимо, он, то есть вы, устали от постоянного вранья и манипулирования общественным мнением.

Вот, так хорошо. Он у меня прямо героем выходит. Может, раздумает меня убивать, а побежит на Доску почета фотографироваться.

– Вот видите, Виктория. Я же говорил, вы меня хорошо знаете. Я не ошибся, когда выбрал вас.

– Выбрали для чего?

– Для исповеди.

Исповедь и покаяние, это же бывает перед тем, как того… Может быть, душитель не меня, а себя топором отделает. Хоть я и считаю, что самоубийство – грех и из любой ситуации есть выход, но для убийцы я не буду его искать.

– Итак, я вам все расскажу. Чистосердечное, так сказать, признание, – снова раздался громкий шепот. – 10 лет назад я предпочел политику журналистике. Творчеству – ремесло. Идеям – грязь и подкуп. 10 лет назад я был журналистом. Не только по профессии, но и по образу жизни. Работал репортером, был в курсе всего, знал все телефоны и адреса, получал ответы на все вопросы. Я снял с должности директора больницы, который покрывал врачебные ошибки, и начальника уголовного розыска, который пытал задержанных противогазом. И хотя официально их вину не доказали, все узнали, что они виновны. И я хотя бы испортил им карьеру.