– Знаю, в ингушском ОМОНе. Стоял с ними на «Черменском кругу»…

– Вот-вот. Кстати, там вообще интересно вышло: старший их тоже ранение получил, так они сейчас с Николаем Николаевичем в одной палате лежат…

– Занятно, – хмыкаю я в ответ. – Ну вот и пообщаются. Глядишь, наладят отношения, а то и помирятся… Да, к вопросу о птицах… Скажи, а в какую дубиновую голову вообще пришла идея трупы жечь? Даже меня, ко многому привычного, воротит. Как себя гражданские чувствуют – и представлять не хочу.

– Да Кондаков и придумал, – морщится как от зубной боли Раченков. – Стратег, мля, фельдмаршал Кутузов…

– А сам-то он где?

– Так это, героически погиб в ходе отражения нападения на штаб бригады, – не моргнув глазом заявляет Алексей.

– Так, тпру, Зорька! Не понял… Как он мог сначала героически в бою погибнуть, а потом приказ трупы жечь отдал?

Раченков пристально и этак изучающе смотрит мне в глаза:

– Борис, ты уверен, что оно тебе реально нужно?

М-да, взгляд у моего бывшего взводного такой… пронизывающий. Аж холодком между лопаток от него сквозануло.

– Неа, Лех, вообще не надо. Как в том анекдоте про тещу: «Померла так померла»…

– Вот и договорились, – удовлетворенно кивает он в ответ.

– Только это, Алексей, над версией о героической гибели, как мне кажется, лучше все же поработать… Не один я спрашивать буду.

– Не учи отца, – коротко бросает он. – Работаем.

– Ну, тогда замяли.

Несколько секунд мы стоим молча.

– Кстати, – приглядывается Алексей к людям, сидящим на ступенях крыльца медроты, – сейчас я тебя с одной просто феноменальной девушкой познакомлю. Сама из беженцев, из Москвы привезли вообще в чем была – ни вещей, ни родни, ни знакомых. Но умудрилась задружиться с нашим Грушиным, получила оружие и начала у него учиться. Сначала – одна, а потом вообще группу из таких же собрала. И в обороне склада, кстати, по словам и Грушина, и разведчиков, что ему там помогали, далеко не последнюю роль сыграла. Геройская девчонка.

Да? Чем ближе мы подходим к крыльцу, тем больше у меня подозрений, что «геройскую девчонку» я, похоже, знаю. И не просто знаю, но еще и на руках (хотя, глядя правде в глаза, на плече) ее потаскать успел.

Выглядит теперь моя блондинка вовсе не перепуганной офисной фифой, способной устроить истерику из-за порванных колготок. И форма, пусть грязная и в нескольких местах порванная, на ней сидит ладно, и висящий на шее «Кедр», на пару с лежащим на коленях «семьдесят четвертым» – кагбэ намекае. Лицо явно оттирали от грязи и копоти спиртовыми тампонами медики – видал раньше такое не раз: сама физиономия вроде чистая, а возле ушей и на шее – грязно-серые разводы. Одна щека покрыта россыпью зеленого цвета «веснушек». Похоже, или железной окалиной посекло, или, как Гаркуше, какой-нибудь щебенкой в лицо «брызнуло». Но самым важным изменением в ее облике были глаза. Именно такой взгляд и бывает у тех, кто совсем недавно вышел из тяжелого боя: в них только усталость, пустота и отрешенность. Довольно странно и даже жутковато видеть такой взгляд у молодой и чрезвычайно симпатичной барышни.

Я подхожу к ступеням и присаживаюсь перед девушкой на корточки.

– Ты как сама?

Ох, блин, сколько ж эмоций порой можно буквально за пару мгновений в женских глазах увидеть! Сначала недоумение, затем – узнавание, после – что-то похожее на неприязнь и даже злость, а потом… Потом в них появилась такая искренняя детская беспомощность… Губы скривились и задрожали, по щекам вниз двумя ручьями потекла вода.

– «Пятнистый», гад ты такой! – повиснув у меня на шее и захлебываясь слезами, громко зашептала она. – Ты зачем меня бросил?! Забери меня отсюда, бога ради, забери!..

И зарыдала уже в голос.

А я сижу, чувствуя, как мокнет насквозь брезент «горки» на плече, и ощущаю себя полным идиотом. А ее шепот перешел уже в какое-то малосвязное, но наполненное горечью и страхом пережитого обрывочное бормотание.

– Было так страшно… А пуля – прямо между нами… А снаружи стреляют… Стены ходуном ходят… А отстреливаться все равно нужно… Все как рвануло, я чуть с лестницы не сорвалась…

И вдруг.

– Я же их убила… Сама убила, своими руками… И Аню, и Лизу, и этого мальчика… Вячика…

После этого разобрать что-либо стало совсем невозможно. Просто громкое прерывистое горячее дыхание мне в шею. Хотя, а что там разбирать? И так все понял, не дурак все-таки. На складе, по словам Раченкова, в момент нападения были Грушин с несколькими разведчиками и девушки, которых Николай Николаевич стрельбе учить начал. И выжить удалось далеко не всем. А что по нынешним временам с убитыми происходит? Именно… И кто-то вставших мертвецов должен снова уложить… Ох и досталось же тебе, девочка.

– Я не совсем понял, – после негромкого покашливания раздалось у меня за спиной, – так вы знакомы, что ли?

– Ага, – не выпуская рыдающую девушку из объятий и полуобернувшись к нему, отвечаю я, – старые приятели, почти что друзья детства.

А потом легонько провожу ладонью по волосам девушки.

– Тебя хоть как зовут, блондинка?

– Женька, – хлюпает носом та.

– А меня – Борис. Вот и познакомились…

Так, и что теперь? Да ничего! Мне фраза: «Мы в ответе за тех, кого приручили» – в душу накрепко запала еще лет в пять, когда мне мама «Маленького принца» вслух читала. Легонько прижимаю пальцем кнопку висящей на ухе радиогарнитуры:

– Хохол – Алтаю-11. Хохол, Хохол – Алтаю-11… Прием!

Да уж, пора бы как-то вопрос с позывными утрясти. Раньше в Отряде рации только у комсостава были, тем и штатных позывных хватало. Теперь – «короткая» связь почти у всех, а вот над вопросом позывных мы пока как-то не подумали…

«Сам ты хохол, – обиженно сопит в эфире Солоха. – Хотя нет, какой ты, в баню, хохол – кацап ты… На приеме, блин!»

– Высказался? – ехидно интересуюсь я.

«Угу, – все еще недовольным голосом бурчит Андрей. – Что там у тебя?»

– Вы с машиной закончили?

«А что?»

Не, блин, он действительно не хохол. Он самый настоящий еврей! Иначе с чего бы ему вопросом на вопрос отвечать?

– Значит, слушай боевую задачу, «хохол, который не хохол». Выясни там, на КПП, где тут медрота, и чтоб через две минуты уже был здесь. Мы отсюда с компанией поедем, человека нужно до нашего «Хантера» проводить… Как принял?

«Так, может, я лучше Тимура пришлю? Он молодой, вот пусть и побегает… А что за человек?»

– Та самая барышня, из-за которой тебя в офисном центре чуть не съели.

«А-а-а! Нет, тогда я лучше сам. Сейчас буду, отбой связи!»

– Отбой.

Девушка, начавшая понемногу успокаиваться, наконец перестает мочить мою «горку» и поднимает на меня взгляд.