Прошла целая вечность, пока ее нашел отец. Он спустился на веревке и, когда смог до нее добраться, крепко привязал ее к себе, а потом осторожно обрезал тонкие ветки, которые Тимара отказывалась отпустить. Опасность миновала, но она не выпускала из рук эти пучки и не разжала пальцы, пока не уснула.

На рассвете отец разбудил ее и взял с собой на дневной сбор. С тех пор она каждый день ходила с ним. Сейчас, когда Тимара подумала об этом, в голове возник вопрос, от которого девушку пробрал озноб. Сделал ли отец это потому, что считал, будто она пыталась покончить с собой? Или потому, что думал, будто ее столкнула мать?

А может быть, мать действительно ее столкнула?

Тимара попыталась вспомнить миг перед падением. Отправило ли ее за край веранды чье-то прикосновение? Или же собственное отчаяние швырнуло ее вниз? Она не могла решить. Проморгавшись, девушка решительно отказалась от попыток что-либо припомнить. Истина уже не имела значение. Это случилось с ней несколько лет назад, вот и все. Было и прошло.

Девушка ощутила, как прогнулась ветвь, на которой она сидела, а потом почувствовала запах отцовской трубки. Пробравшись по ветвям, Джеруп сел рядом с дочерью. Не глядя на него, Тимара заговорила:

— Она что-нибудь еще сказала про это предложение?

— Нет. Но я спускался на нижние ветви, и Геддер и Синди спрашивали меня, какое решение ты приняла. Я подозреваю, что твоя мать похвасталась перед Синди до того, как поговорила с нами. Это плохое предложение, Тимара. Оно не для тебя. Как твоей матери могло прийти в голову, что ты его примешь! Это работа не просто грязная и тяжелая, она еще и смертельно опасная. — Отец хмурился. По мере того как нарастал его гнев, речь становилась все быстрее. — Я уверен, ты слышала разговоры. Совету порядком надоело тратиться на кормежку драконов. Тинталья давным-давно перестала выполнять свои обязательства по сделке, а вот нам все еще приходится платить налог для найма охотников или, хуже того, привозить скот, чтобы накормить драконов. И конца этому не видно, поскольку все слышали истории о долгожительстве драконов, а любому ясно, что эти драконы никогда не смогут сами добывать себе еду. Пока здесь был Сельден от торговцев из семейств Хупрус и Вестрит, он успокаивал Совет, обещал, что Тинталья и ее черный дракон в конце концов вернутся и помогут нам. Ну и пугал немного — утверждал, что если о драконах начнут плохо заботиться или будут вести себя с ними жестоко, то Тинталья наверняка разгневается. А потом Сельдена отозвали обратно в Удачный. Старшие Рэйн и Малта Хупрус высказывались в защиту выводка, однако их сила убеждения не так велика, как у юного Сельдена. Весь город устал от орды голодных драконов, обитающих поблизости, — и кто может нас в этом винить? Но вот сейчас Совет впервые услышал предложение о том, как можно избавиться от этой обузы. Собрание было закрытым, но слухи просачиваются сквозь любые двери. Один рассерженный член Совета заявил, что у драконов нет будущего и что было бы милосерднее прекратить их жалкое существование. Как только заговорила торговец Полек, торговец Лорек обвинил ее в намерении сохранить тела драконов и продать их. По слухам, герцог Калсиды предлагает безумные деньги за целого дракона — живого или засоленного, все равно, — и меньшие суммы — за отдельные части драконьих тел. Известно, что у Полсков дела в последнее время идут плохо, и они могли бы соблазниться подобным предложением. Ходят слухи, будто одного дракона уже отманили от стада и убили, чтобы продать по частям. Доподлинно же известно только о его исчезновении. Кто-то из Совета клялся, что это дело рук калсидийских лазутчиков, другие подозревали своих же сотоварищей, однако большинство сошлось во мнении, что убогая тварь просто заблудилась и издохла. Поэтому Полек продолжала твердить, что драконы ведут жалкий образ жизни и милосерднее будет их убить. Лорек спросил его, не боится ли она, Полек, что Тинталья поступит столь же «милосердно» с Трехогом. Потом еще кто-то из Совета вспомнил о предложении продать драконов, которое мы получали от богатых аристократов и даже городов — мол, это будет лучше и разумнее, чем убивать ценных тварей. Этот человек предложил разослать объявления вероятным покупателям с описанием цвета и пола каждого дракона и тем, кто назовет самую высокую цену, продать их. Дюйя, советник от татуированных, резко возразила. Она из тех, кто способен понимать речь драконов, и сказала, что драконы умеют думать и говорить, а значит, они не животные, чтобы пускать их с молотка. Другие торговцы заявили, что драконы, конечно, не просто животные, но что Дюйя относится к ним слишком серьезно — мол, тварей, которые могут общаться только с некоторыми людьми, а не со всеми подряд, нельзя считать за равных нам. И пошло-поехало… Кто-то поинтересовался, следует ли тогда считать неполноценными людьми тех, кто говорит на чужих языках. А кто-то на это ответил, что калсидийцев-то уж точно следует. Тут все засмеялись, забыли о распрях и стали уже всерьез решать, что делать с драконами.

Тимара внимательно слушала. Отец нечасто говорил с ней о политике. До нее доходили обрывки слухов о трудностях с драконами, но до сих пор она не особенно интересовалась подробностями.

— А если просто оставить драконов как есть и не кормить их? Перемрут, и дело с концом.

— Вряд ли они перемрут так уж легко и быстро. Те, что остались в живых, достаточно сильны и, по слухам, с каждым днем становятся все более злобными и непредсказуемыми.

— Мне кажется, вряд ли их можно за это винить, — тихо произнесла Тимара.

Она вспомнила, как много надежд связывали люди с только что вылупившимися дракончиками в тот давний день, и покачала головой. Подумать только, как все обернулось!

— Вини не вини, но так дальше продолжаться не может. Копатели в Кассарике отказываются работать, пока драконы бродят на свободе. Драконы опасны. Они не питают уважения к людям. Были случаи, когда драконы увязывались следом за рабочими в раскопы и выбивали опоры и крепежи. А как-то дракон погнался за копателем. Одни говорят, что тварь хотела его съесть, другие утверждают, что рабочий сам раздразнил дракона, третьи — что дракон позарился на обед, который копатель нес с собой. Но все сводится к тому, что драконы — это и опасность, и досадная помеха для тех, кто перебрался в Кассарик, чтобы вести там раскопки. К тому же было несколько происшествий с умершими. Например, недавно семейство предавало тело бабушки водам реки. Они опустили в реку спеленатые останки, а когда кидали в воду венки и цветы, оттуда вынырнул синий дракон, схватил труп и помчался в лес. Семейство погналось за ним, но безуспешно. Ни один из драконов не признался в содеянном, но та семья абсолютно уверена, что дракон сожрал тело их бабушки. И конечно, все обеспокоены тем, что драконы начали утолять свой голод нашими мертвыми, — так ведь, чего доброго, скоро дойдет дело и до живых.

От потрясения Тимара долго не могла найти слов. Наконец она нарушила молчание:

— Я-то думала о драконах гораздо лучше. А выходит, они всего лишь животные. Обидно…

Отец покачал головой.

— Если то, что мы слышали, — правда, они хуже, чем самые омерзительные из животных. Драконы могут говорить и мыслить. Поэтому такие поступки для них непростительны. Разве что они повредились рассудком или оказались невероятно глупы.