Сегодня утром Мот прискакал не просто так. Вся наружка доложила, что слежка за нашими девчонками прекратилась. В один момент. Были – и нет. «Сосед» кнопки Георгий показательно уехал на природу, где открыто и, словно издеваясь, ловил рыбу. Все те, кто пасся у салона Катерины, тоже вдруг решили ощутить близость к природе и разъехались по дачам и зонам отдыха.

Кипеж в отделе стоял весь день, «маски-шоу» были наготове, но вокруг была чертова пугающая тишина. До вечера мы пытались разобраться в ситуации, пока Игнат не принял решение проверить, есть ли «хвост» за Есенией. Позвонил и отправил племянницу к себе домой.

А дальше, как всегда, случилось непредвиденное «но»! Мы с Киром вели Сеню от самой работы, пытаясь вычислить, есть ли за ней наблюдение, а Игнат выяснил, что Краснов потерял из вида Наталью Алексеевну. В салоне отчитались, что она ушла два часа назад, и никто ее не видел.

Игнат словил три сердечных подряд, я тоже слегка струхнул, когда Сеня поднялась в квартиру и не вышла даже спустя двадцать минут, при этом не отвечая на мобильный.

Плюнув на все, мы вдвоем поднялись в квартиру, и последнее, что мы ожидали там увидеть, как две пропажи хлещут мартини на кухне Игната.

Я, только когда малышку к себе прижал, понял, насколько был напряжен. Я бы ее в карман себе спрятал и так носил сутками, чтобы точно знать, что кнопка в безопасности. Струхнул, как давно не пугался. Никогда, наверное.

Дикий, первобытный инстинкт защитить и спрятать малышку затмевал разум, а поймать и посадить Баринова стало делом чести и для меня. Только за предполагаемую опасность для этой девчонки, Наташи и Катерины с Федей.

– Какой план? – докуривая, спросил я у Игната.

– Сделаем вид, что в спектакль поверили.

– У меня парочка пацанов надежных есть для охраны, – предложил я, – не из наших, но бойцы отменные и нигде не мелькали. Предлагаю их поставить в охрану, а все силы бросить на Баринова.

– Звони. В долгу не останемся.

Я достал мобильный и договорился с бывшими армейскими сослуживцами. Парни вошли в положение, потребовали информацию о девчонках и пообещали, что через час их будут охранять лучше, чем английскую королеву.

Я не расслаблялся. Хотя парням я доверял, спокойно мне было только тогда, когда кнопка была у меня на глазах. А лучше – в моих руках.

Уже в отделе Мотя очень одобрил мою инициативу, ибо сам локти грыз от беспокойства за любимую Катерину Романовну. План меняли на ходу, решив, как обычно, импровизировать.

Домой возвращались на рассвете. Кирюха остался в отделе на телефоне, а мы с Игнатом на своих тачках поехали к нему. Я не собирался оставлять кнопку без моего присутствия дольше, чем этого требовала служба, несмотря на время. Токарев взглядом показал, в каком гробу и в каких тапочках он видел мое чувство собственничества, но вслух ничего комментировать не стал.

Мы припарковались во дворе, предварительно узнав у парней из охраны, все ли в порядке. Те доложили, что ничего подозрительного, но в кухне до сих пор горел свет. В четыре утра.

– Игнат, у тебя бухла дома много? – уточнил я, задирая голову и пытаясь заглянуть в окно четвертого этажа.

– Много.

– Походу, уже немного, – хлопнул я его по плечу.

– Завтра остальное выброшу, – решил Токарев, шагая к дому.

Мы быстро поднялись в квартиру, Игнат открыл дверь, и первое, что мы услышали, – смех. Звонкий и заразительный.

Скинули обувь и прошли в гостиную, где девчонки сидели прямо на полу с кружками чая в руках и о чем-то весело болтали.

Взгляд остановился на малышке, и меня словно током долбануло. Опять. Улыбка у нее такая чистая, открытая была. И я залип на кнопке, забыв, что устал как Тузик, что зол как тысяча чертей и что на работе проблемы.

Обо всем забыл. В глаза ее счастливые взглянул и уплыл.

Она повернула голову, заметила меня, и ее без того мутные глазки затуманились еще сильнее. Есения отставила кружку и протянула руки мне навстречу.

Дважды намекать не пришлось. В два шага приблизился к ней, поднял с пола и прижал к себе, ничего не замечая вокруг.

– Наконец-то, – выдохнула она мне в шею, – я уже думала, что ты не придешь.

– Приду, кнопка, – выдохнул я, признавая свое полное поражение на любовном фронте.

Она настолько моя была, что страшно стало. Такая уютная, даже когда колючки выставляла.

– Давай-ка домой, – прошептал я, подхватывая ее на руки.

– Она спит, – улыбнулся Игнат, заглядывая кнопке в лицо.

Есения действительно за секунду отключилась в моих руках и сладко сопела в ухо.

– Наташ… – попросил он.

– Сейчас диван расстелю, – пообещала Наталья Алексеевна.

– Оставайся. Минимум час на дорогу потратишь и девчонку мне разбудишь, – потребовал Игнат, входя в роль заботливого отца семейства.

Я бы, конечно, потратил час на дорогу, а потом еще час на куда более приятное занятие, но малышку было жаль будить. Ночью выспаться толком не дал, да и сегодня она не спала и меня ждала.

Меня! Ждала! Твою ж мать, как это было приятно.

Наташа застелила диван, принесла подушки и жестом показала, что все готово.

Я осторожно уложил спящую кнопку, накрыл одеялом и снова завис, когда она пожевала губами, устраиваясь поудобнее. Есения обняла край одеяла и затихла.

– Не думала, что на своем веку мне удастся увидеть влюбленного старшего миланского коня, – хмыкнула Наталья Алексеевна. – Не обижай ее, хорошая девчонка, светлая. Тебя ждала до последнего.

Я развернулся к Наташе, подмигнул и мечтательно улыбнулся. Наталье другого ответа было не нужно, она пожелала мне спокойной ночи и ушла в спальню к Игнату.

Я же сгонял в кухню, налил воды в стакан, поставил на столик у дивана и нырнул к Есении под одеяло.

Прижал кроху к себе, уткнулся носом ей в макушку и блаженно уснул.

Глава 32

Есения

Я проснулась от того, что стало холодно, а Лев крался в ванную комнату, дабы не потревожить мой сон. Посмотрела на часы, закатила глаза и мысленно выругалась.

Две недели одно и то же!

Он не гномик-матерщинник, он гномик-опер, а это оказалось много хуже. Пусть бы лучше ругался где-то под боком, но мой парень после ночевки у Игната превратился в неуловимого, но очень любвеобильного мстителя. Опера-призрака по вызову и ревнивого собственника в одной львиной морде.

Он с криками петухов убегал на работу, а возвращался далеко за полночь, и так каждый день без перерыва и