— Что ты пристал к мальчишке? У него абсолютный слух, он очень точно интонирует!

А это Антохина. Такая маленькая, что ее можно принять за ребенка, пока она не повернется к тебе лицом. Только тогда узнаешь в ней живого классика советской песни. Голос у нее звонкий и какой-то всегда восторженный.

— Пой спокойно, Ленечка! Олег Михайлович просто тебя испытывает! — обратилась она к мальчику у микрофона. — Давай еще раз!

Марат устроился в партере, ждать, пока до него дойдет очередь. Мопс ускакал куда-то за кулисы. К нему подсела женщина средних лет, совсем не похожая на артистку: строгий костюм и такой же строгий взгляд, в руках стопка бумаг, в которых она делала пометки.

— А вы у нас кто? — шепотом уточнила она, чтобы не мешать выступающему. — Агдавлетов? Так, вижу, есть такой. У вас «Аист белокрылый». Идете завтра третьим номером после Волка. Но остаетесь до конца концерта, вы меня поняли? В финале все выходят и исполняют хором «Мир, труд, май».

Марат с трудом сдержался, чтобы не поморщиться и не спросить, нельзя ли без этого? Затея Мопса ему совершенно не нравилась, на этом празднике политической песни он чувствовал себя чужим. У мальчика, стоящего перед микрофоном, действительно был абсолютный слух, да и голос неплохой. Но один его вид чего стоил. Что за комсомольский вожак? Пробор зализанный, песня бредовая про трудовой подвиг страны. На три аккорда. После той музыки, к которой он привык в Италии, она показалась ему особенно топорной.

— Всё, Ленечка, спасибо! — громко объявила Антохина и вопросительно посмотрела в партер.

Соседка Марика кивнула и сделала очередную отметку в бумагах:

— Да, благодарю. Номер Волка принят. Вы следующий, — повернулась она к Марату.

— Всем добрый день! — раздался громкий и уверенный голос.

Все разом обернулись. По проходу спешил очень деловой молодой человек, на вид чуть старше Марата. То, что он очень деловой, чувствовалось за версту: быстрый и уверенный шаг, костюм с иголочки, в руке кожаный дипломат.

— Кигель на месте и готов репетировать, — по-военному отрапортовал он, улыбаясь и бросая дипломат на ближайшее кресло. — Анна Алексеевна, вы очаровательны сегодня! Олег Михайлович, мое почтение!

Потянулся пожимать руку.

— Так, давайте с самого начала — со вступительной песни! — распорядился он и пошел к микрофону.

— Одну минутку, — Марат встал, — сейчас мой прогон.

— Что?

Кигель посмотрел на него с таким искренним изумлением, как будто и предположить не мог, что кроме него тут есть и другие артисты.

— Я говорю, что сейчас моя очередь репетировать номер, — спокойно отчеканил Марат в полный голос, который тут же разлетелся по славящемуся прекрасной акустикой Колонному залу.

Кигель усмехнулся, сделал шаг по направлению к Марату.

— То, что я вас не знаю, неудивительно. Удивительно, что вы не знаете меня. Я заслуженный артист Республики. И в концерте нашей любимой Анны Алексеевны исполняю десять произведений!

— Не знал, что звание дает право хамить, — парировал Марат. — Если у вас десять произведений, тем более логично пропустить вперед тех артистов, у кого по одному. Тем более что я пришел раньше вас. Мы будем дальше препираться или продолжим репетицию?

И не дожидаясь ответа, Марат прошел мимо Кигеля на сцену, едва не задев его плечом. Встал к пюпитру и повернулся к замершему Севастьянову.

— Прошу вас, Олег Михайлович. «Аист белокрылый». Музыка Анны Антохиной, слова Бориса Антохина. Исполняет Марат Агдавлетов.

Севастьянов хмыкнул, сверкнул стеклами очков и повернулся к оркестру, давая знак начинать.

С «Аистом» Марик успел познакомиться в кафе гостиницы «Россия», пока спешно закидывал в себя котлету по-киевски и овощной салат под умиленные взгляды Мопса. Нормально порепетировать у него не было ни времени, ни возможности. Но что там репетировать? Музыка незамысловатая, три аккорда в буквальном смысле. У него больше сложностей возникало с текстом, успеть бы выучить до завтра. Впрочем, выйдет с партитурой, кто там узнает, слова он подглядывает или ноты.

Спел вроде бы чисто, без помарок. Взял последнюю ноту, дождался, пока отзвучит последний аккорд, повернулся к Севастьянову. Тот благодушно улыбался.

— Неплохо, молодой человек, неплохо. Еще раза три, и можно тебя к людям выпускать.

Марик вспыхнул. Он-то считал, что спел идеально. Он метнул взгляд в партер, где наверняка потирал руки от удовольствия Кигель. Или, наоборот, разминал руки, чтобы свести счеты с нахальным новичком сразу, как тот спустится со сцены. Но Андрей на удивление ничем подобным не занимался. Он о чем-то спокойно беседовал с Волком, отойдя к окошку.

А Олег Михайлович наклонился к нотам, поманив Марика толстым, совсем не музыкальным пальцем:

— Запомни, сынок, легкость эстрадной песни обманчива. Обрати внимание вот на эту фразу…

Они прогнали песню три или четыре раза, пока все не остались довольны. В том числе Марат — он понял, где ошибался, и сразу почувствовал, какое удовольствие работать с таким музыкантом, как Севастьянов. Надо думать, его уровень куда выше того, что приходилось ему играть. Но играл же, и был профессионалом экстра-класса во всем, за что брался.

После номера Марата объявили перекур. Кигель, и Волк, и сам Севастьянов оказались самозабвенными курильщиками. Марик, щедрая душа, вытащил пачку «Мальборо» и стал всех угощать. Протянул сигареты и Кигелю. Тот усмехнулся, но взял.

— Итальянские сувениры? Спасибо. Мне кажется, нам надо начать сначала. Андрей Кигель. — И протянул руку.

— Марат Агдавлетов. — Марик руку пожал.

— Хороший голос. И отличная техника.

— Я знаю.

Кигель снова усмехнулся, покачал головой.

— Марат, ты очень талантливый парень. Но сбавь обороты. Просто совет старшего товарища. О тебе уже по Москве легенды ходят. И не всегда хорошие. Будешь дальше так себя вести, тебе просто не дадут петь. А петь тебе боженькой велено.

Марат собирался уже ответить что-нибудь едкое, но вдруг передумал. Потому что смотрел на него Кигель с таким искренним участием и, кажется, сочувствием, что спорить перехотелось.

* * *

— Даже не думай сейчас никуда ехать! Нашел кого слушать. Да Мопс тебя еще не в такую авантюру втравит! Ничего не хочу сказать, он профессионал. Но в погоне за заработком берегов он не видит. Хочешь с ним работать — работай. Но проверяй каждый его шаг: договоры, обязательства, условия проживания. И главное: никогда не позволяй диктовать себе репертуар, вмешиваться в творческие вопросы. Ни Мопсу, ни любому другому директору.

Кигель умудрялся давать советы так, что к ним хотелось прислушаться. Никакого покровительственного тона, никакой снисходительности в голосе. Они сидели в маленькой гримерной комнате. Марат в своем наполовину итальянском костюме: новые рубашка и пиджак, старые штаны и ботинки. Андрей только