— Безусловно, — сухо говорит она.

О, чёрт, она нам не верит, и мой брат в отчаянии вмешивается.

— Это часть того, чтобы казаться более стабильным и заслуживающим доверия, — предлагает Том, наклоняясь вперёд. — Долгое время на нас с Габриелем смотрели только как на «диких». На самом деле, настолько диких, что, возможно, нам не стоит управлять нашей семейной компанией. Поэтому мы согласились, что нам нужно остепениться и зарекомендовать себя как респектабельные, — Том пожимает плечами. — Это глупо, насколько велико социальное давление, но именно поэтому мы женились.

Я киваю, повторяя объяснение Тома.

— Женщины нас тоже никогда не любили. Не пойми меня неправильно: они хотели статуса, денег и титула миссис Костас. Но когда мы объявили, что хотим развестись, Сара и Виктория были более чем счастливы сказать «да».

Мишель прищуривается, глядя на нас.

— Так почему же вы вчера были со своими бывшими?

Это важный момент. Я осторожно беру маленькую ручку Мишель в свою.

— Эта фотография сделана вчера утром, в тот самый момент, когда мы выходили из офиса нашего адвоката по бракоразводным процессам. Мы все пошли пообедать, а затем вернулись за дополнительными бумагами во второй половине дня. Но мы буквально только что подписали наши документы о разводе, милая. Том и я теперь одинокие мужчины.

Мишель поджимает губы, глубоко задумавшись. Наконец, она снова заговаривает:

— Но вы выглядите такими счастливыми на фотографии.

Я снова киваю.

— Потому что мы были счастливы. Мы счастливы. Все мы были счастливы расстаться. У нас с Томом были браки по расчёту, для всех вовлечённых сторон. Сара и Виктория — порядочные люди, но в них нет утраченной любви.

Из-за молчания Мишель я впадаю в отчаяние, желая изложить ей каждую деталь, чтобы она поняла нашу версию истории.

— Ты понимаешь, милая?

Она качает головой.

— Но почему Сара и Виктория согласились на развод? Я имею в виду, если они вышли за вас замуж из-за ваших денег и статуса, тогда что изменилось?

Мы с братом обмениваемся взглядами.

— Ну, во-первых, потому что мы с Томом будем платить содержание, — медленно произношу я. — Мы щедры, потому что наши браки хорошо служили нам на протяжении многих лет. Теперь у нас есть абсолютный контроль над нашей семейной компанией, и никто не осмеливается оспаривать тот факт, что мы были невероятно успешными в качестве генеральных директоров. Но это ещё не всё.

Мы с братом обмениваемся ещё одним взглядом, прежде чем он вмешивается.

— Видишь ли, — говорит Том. — Виктория и Сара лесбиянки. Они состоят в отношениях друг с другом уже несколько лет. Фактически, на протяжении всего срока нашего брака, и им тоже надоел этот фарс. Они хотели расстаться и были более чем счастливы подписать документы о разводе.

Мишель выдыхает, её глаза расширяются.

— Они лесбиянки? Вы серьёзно?

Я киваю.

— Наши браки были браками по расчёту, не только для Тома и меня, но и для наших жён. Я думаю, что у Виктории и Сары всегда были бисексуальные наклонности, но где-то на этом пути они влюбились друг в друга и теперь полностью лесбиянки. Я не совсем уверен, как это работает, но это то, что они утверждают.

Глаза соблазнительной девушки теперь круглые, как блюдца.

— Ни хрена себе.

Я киваю.

— Это одна из причин, по которой мы не хотели торопить события. Виктория и Сара готовятся публично объявить о своих отношениях, и мы желаем им всего наилучшего. Мы не хотели будоражить СМИ новостями о наших разводах. СМИ ухватятся за что угодно, каким бы притянутым за уши или иррациональным оно ни было.

Том добавляет:

— К тому же, мы всё равно никогда не афишировали наши отношения публично. Слишком много газетных сплетен выуживают информацию о нас, поэтому мы решили вести всё настолько тайно, насколько это возможно.

Мишель моргает, возможно, наконец переваривая то, о чём мы говорили.

— Но почему вы мне не сказали? Вы мне не доверяли?

— Нет, мы доверяем тебе, — объясняю я. — Но дело было не в доверии. Это было больше о… — я подыскиваю слова. — Это больше о том факте, что чем меньше людей что-то знают, тем легче рассказать историю.

— Кроме того, у нас не совсем нормальное начало, — иронично добавляет мой брат.

Мишель потрясённо качает головой, и я чувствую себя ужасно.

— Мы могли бы сказать тебе, — медленно признаю я, — и, милая, возможно, нам следовало это сделать, особенно учитывая, что отношения между нами троими становились серьёзными. Но что сделано, то сделано

Мишель кивает, выглядя менее сердитой и более понимающей.

— Но подождите… Значит, вы поженились примерно в одно и то же время, и теперь вы разводитесь тоже в одно и то же время?

— Да, — отвечаю я, гадая, к чему клонятся её вопросы.

— Вы всё делаете вместе? — спрашивает она немного подозрительно.

Я обмениваюсь ещё одним взглядом со своим братом.

— Только когда дело касается тебя, милая. Мы оба влюбились в тебя, и мы оба хотим тебя, Мишель. Сейчас мы честны с тобой, и я надеюсь, что вы нас услышишь и примешь.

Но она ещё не закончила. Её красивые карие глаза всё ещё смотрят подозрительно.

— Но как же тогда насчёт особняка на Лонг-Айленде? Почему вы там остановились? Конечно, вы могли бы остаться в городе. Это было бы удобнее, тем более что ваши разводы были мирными. Вы пытались скрыть от меня свои отношения?

Я делаю глубокий вдох и продолжаю, никогда в жизни я не чувствовал себя таким уязвимым.

— Мы с Томом приняли решение остаться в особняке, потому что городская жизнь становилась невыносимой. Вечеринки, вопросы, все назойливые люди, вынюхивающие любые сплетни, какие только могли.

— Это делало нашу жизнь невыносимой, и мы с Габриелем ненавидим находиться в таком состоянии на виду у общественности, — добавляет Том, выражение его лица мрачнеет.

Я киваю головой в знак согласия.

— Итак, мы решили остановиться в доме на Лонг-Айленде, чтобы