Это были те же самые имя и фамилия, что смотрели на меня со вгиковских бланков, что бежали в виде титров по экрану в тех двух картинах, в которых я успела сняться. Влада Мельникова. Я не то чтобы была недовольна именем, которым меня наградила судьба в лице любящих родителей. Нет, просто… После ВГИКа, после разрыва с Болдиным, после полутора лет, потраченных на написание романа и попыток пристроить его в какое-нибудь издательство, я чувствовала себя другим человеком. Та история закончилась, эту же мне хотелось начать с чистого листа, с другого имени.

Конечно, подумать об этом стоило раньше, я же спохватилась только сейчас, и теперь, в спешке, в голову мне не приходило ни одного достойного варианта. Решив не мудрствовать лукаво, я оторвала от рукописи первую страницу, а на второй, там, где, собственно, и начинался роман, размашисто написала: Vlad Miller. Дело было не в том, что мне не давали покоя лавры Генри Миллера, и я думала, что у автора мужского пола больше шансов заинтересовать английского издателя. Это вышло как-то само собой – другой человек, другое имя, другой образ.

Разделавшись с поисками подходящего псевдонима, я упаковала бандероль, надписала латиницей адрес и отправила свой роман в дальнейшее плавание. Сама же вышла на улицу, где полыхала июльская жара. Внутри было как-то пусто. Я сделала все что могла, теперь оставалось только ждать, а в этом я никогда не была сильна.

Позвонили мне осенью. От Киры к этому времени уже пару месяцев не было никаких вестей, и я как-то смирилась про себя с тем, что дело не выгорело, продолжала заниматься навязшими в зубах переводами и даже начала писать новую вещь – понятия не имея, чего ради я это делаю. Междугородный звонок раздался вечером, и мама, отчего-то вечно пугавшаяся этих пронзительных продолжительных гудков, привычно схватилась одной рукой за сердце, а второй – за телефонную трубку. А затем, пару минут похмурившись на непонятную речь, окликнула меня:

– Влада, тебя. Там чего-то не по-русски.

Я взяла трубку и вдруг услышала:

– Мистер Миллер?

У меня немедленно похолодели кончики пальцев, по спине пробежала дрожь, и я, ни на секунду не задумавшись, как нелепо будет звучать мой ответ, произнесенный женским голосом, отозвалась:

– Мистер Миллер – это я.

Человек на том конце провода явно впал в замешательство, промямлил что-то, откашлялся, а затем снова заговорил:

– Мистер… эээ… мисс Миллер. Меня зовут Тэрри Фишер, я – главный редактор издательства «Юнайтед пресс». Мы прочитали ваш роман и заинтересованы в том, чтобы его издать. Скажите, пожалуйста, как я понял, вы постоянно проживаете в России. Когда вам было бы удобно приехать в Лондон для подписания договора?

Вот так. Просто и естественно. Как будто бы для меня смотаться в Лондон было тем же самым, что съездить в дальний район Москвы. Мистер Фишер, наверное, и не представлял себе, что на билет до Великобритании ушли бы две мои месячные зарплаты в бюро переводов. Однако отказаться от такого шанса я не могла, вцепилась в него зубами и пообещала достопочтенному издателю, что непременно прилечу в ближайшее время. А дальше начались сборы – бессонные ночи, когда я до темных мушек перед глазами высиживала над переводами, чтобы заработать побольше денег, опустошение всех заначек, собирание на билеты буквально по копейке. Мама срочно перешивала мне какое-то свое старое платье, чтобы я выглядела прилично и не ударила в грязь лицом перед британской публикой.

Кончилось же тем, что однажды ясным зимним днем я оказалась вот на этой самой площади Пикадилли, мимо которой сейчас проносилось мое такси. Растерянная, взволнованная, ошалевшая от того, что попала в другую жизнь, другой мир. Яркий, шумный, незнакомый, пугающий, но в то же время так и манящий влиться в него, стать его частью.

Первая моя поездка в Англию ограничилась несколькими днями. Я подписала договор с издательством – Тэрри Фишер, оказавшийся невысоким молодым мужчиной с утиным носом и лысой головой, все сбивался и пытался назвать меня мистер Миллер, получила гонорар, а в остальное время только и делала, что ходила по улицам, глазела на достопримечательности, которые до сих пор знала только по темам для пересказа на уроках английского, фотографировала старым отцовским «ФЭДом». А уже через несколько дней вернулась в грязную, серую, кишащую нищими и нуворишами на баснословно богатых тачках Москву, и вся поездка в Англию показалась бы сном, если бы не пачка фунтов в моем старом потрепанном кошельке.

А через несколько месяцев мне снова позвонили. Как оказалось, Тэрри Фишер так вцепился в мой роман вовсе не из желания облагодетельствовать никому не известную девочку из нищей России. Этот проныра обладал удивительным нюхом на вещи, способные выстрелить, попасть точно в цель, всколыхнуть интеллектуальную общественность и стать событием года. Моя книга показалась ему именно такой, он сделал ставку, рискнул вложиться в раскрутку начинающего писателя-иностранца – и не прогадал. Мой роман «Возвращение Дориана» в одночасье стал бестселлером. Не прошло и пары недель после его выхода в свет, как все британские околокультурные журналы начали биться в конвульсиях, требуя у издательства контакты автора для получения интервью. А после мой роман выдвинули на соискание литературной премии. Потом же «Юнайтед пресс» заключило со мной контракт на издание следующей книги… Вот как-то так и получилось, что со временем я перебралась в Англию окончательно. Сначала у меня был рабочий вид на жительство, а через несколько лет благодаря принятому на высшем уровне решению мне разрешили по ускоренной бюрократической процедуре получить гражданство – за вклад в культуру Великобритании.

Не скажу, что за эти годы я стала новым Генри Миллером, но мое имя стало хорошо известно в литературных кругах. Мои книги стабильно раскупались и выходили дополнительными тиражами. Трюк с мужским псевдонимом давно уже был мною раскрыт, и лицо мое довольно часто появлялось на страницах разнообразных изданий. Помимо написания романов я еще вела авторскую колонку в модном и достаточно снобистском журнале, ориентированном на интеллектуальную элиту общества. Подобного дохода мне хватало на жизнь, на удобные съемные апартаменты в центре и – главное – на поездки в любую точку мира, куда поведет меня писательская фантазия.

В целом, за прошедшие годы, я привыкла к тому, что живу во втором после Нью-Йорка центре мировой жизни. Здесь все было совершенно иначе, чем в Москве, той, из которой я уехала. Другой ритм жизни, другие люди, другие правила. Лондон, огромное сердце Великобритании, с его старинными зданиями, зелеными парками, где, если повезет и не будет дождя, можно полежать на траве, с его современными бизнес-центрами и памятниками старины, с его средневековыми традициями и новомодными завоеваниями. Я полюбила этот город всем сердцем, хотя чувствовать себя здесь как дома так и не стала. Но, впрочем, я не чувствовала себя так ни в одном уголке мира. Всюду оставалась забредшим ненадолго гостем.

Я привыкла ощущать себя не богатым, но обеспеченным человеком, которому не нужно думать, на что он завтра будет покупать себе ужин, человеком, которому не нужно носиться по безрадостному городу и рыскать между пустых прилавков в поисках хоть какой-то еды. Я привыкла и к известности – конечно, не такой кричащей, как у какой-нибудь голливудской звезды, но вполне весомой. Той, когда тебя приглашают выступать на окололитературных мероприятиях, когда по нескольку раз в год ты появляешься на презентациях собственных книг. Той, когда твоим мнением относительно книжных новинок и нашумевших культурных событий интересуются журналисты и искусствоведы. Той, когда к тебе на электронный ящик поступают письма от юных восторженных девушек и юношей, умоляющих почитать их первые произведения и дать свою авторскую оценку. Все это стало теперь моим миром, совсем не походившим на тот, в котором я жила когда-то.