Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Барбара поежилась.
– А может, он хотел тебя просто напугать?
– Хут и так меня пугает. Нет никакой необходимости размахивать для этого ножом у меня перед носом.
Барбара подошла к нему, перегнулась через спинку кресла и поцеловала.
– Бедный мой, – проговорила она. – Давай еще супа налью.
– Спасибо, я сыт.
– И все равно я считаю, что тебе совсем не повредит выпить виски. – Она подошла к камину с ломтем хлеба и вилкой для тостов. – У тебя шок.
Дуглас забрал у нее вилку, нацепил ломоть и поднес к шипящему газовому пламени. Руки у него заметно дрожали.
– У нас в Англии поджаривать хлеб – мужское дело, – сказал он, намекая, что с ним не следует обращаться как с инвалидом.
– Это предлог хитрых английских мужчин, чтобы занять место поближе к огню, – ответила Барбара, намекая, что поняла.
– Ты считаешь англичан хитрецами?
– И такие встречаются… Люди сейчас подавлены и напуганы. Они не уверены в завтрашнем дне и потому вынуждены быть изворотливыми. Себе на уме.
Она замолчала, вдруг испугавшись, что обидела его.
– Да мы всегда такими были, – отшутился Дуглас и прибавил: – Но раз ты не доверяешь англичанам, зачем рисковать жизнью из-за…
Он не стал называть имен, Барбара и так поняла: речь о Мэйхью, Бенсоне и Стейнзе.
– Ну надо же, какой ты деликатный. С тобой дама может не беспокоиться о своей репутации.
Хлеб задымился. Дуглас перевернул его и подставил к огню другой стороной.
– Ты не ответила.
– Ну, предположим, я не могу отказать английскому аристократу.
Дуглас прекрасно понимал, что это не причина, но допытываться не стал. Из радиоприемника играла танцевальная музыка из бального зала отеля «Савой» – Кэррол Гиббонс играл на своем знаменитом белом рояле. Некоторое время они молча слушали. Потом Барбара принесла к тосту сливочное масло. Очень светлое, в пятнышках – домашнее и необыкновенно вкусное.
– На самом деле я ни в чем не участвую, – призналась она вдруг. – Просто моя колонка может оказаться полезной для Мэйхью и остальных. Ну, и я считаю, что хороший репортер не упустит такой материал.
– А как ты вообще на них вышла? И с какой стати они тебе поверили?
– Мой бывший муж работает в Вашингтоне. В госдепартаменте.
«Ах, вот в чем дело, бывший муж», – подумал Дуглас.
– Он помогал людям Конолли устроиться в городе.
– И каковы шансы у Конолли?
– Он… – Барбара хотела выдать какую-нибудь остроту, но, встретив серьезный взгляд Дугласа, сказала как есть: – Его шансы невелики. Конгресс не доверяет военным правителям. Успели насмотреться на них в Южной Америке. Если бы в Вашингтоне был Черчилль или хотя бы лорд Галифакс…
Она умолкла, ожидая реакции. Дуглас просто кивнул. Тогда Барбара продолжила:
– Полковник Мэйхью считает, что попытка вызволить короля из немецкого плена стоит любого риска.
– Да, он мне говорил. Но не ты ли предупреждала меня, что слишком опасно связываться с ним и его шайкой?
– Я и сейчас готова это повторить. – Она нежно сжала его руку. – Когда полковник говорит о риске, рисковать он будет не собой. А такими людьми, как ты.
– Тебе не нравится Мэйхью, – заключил Дуглас.
– Он слишком похож на моего бывшего мужа, – ответила Барбара, и оба эти утверждения были для Дугласа бальзамом на душу.
Полковник Мэйхью появился в четверть десятого. Зашел в маленькую тесную гостиную, стряхивая дождевую воду с шерстяного пальто.
– Добрый вечер, Арчер. Из-за проклятого комендантского часа «Будлз и Уайтс» закрывается рано, и человеку вроде меня совершенно некуда деть себя вечерами.
Дуглас и Барбара вежливо улыбнулись. Полковник был не из тех, кто проводит вечера в джентльменских клубах.
– А что с вашей шеей? – спросил Мэйхью.
– Меня пытались зарезать.
– Боже милостивый! И ведь едва не зарезали, как я погляжу. Кто?
– Предполагаю, один из ваших молодцев.
– Нет у меня никаких молодцев, – холодно произнес Мэйхью и вынул из кармана пальто бутылку вина. – Штопор найдется?
Штопор был у Барбары наготове.
– Ах, эти практичные американцы… – Мэйхью с ловкостью заправского официанта снял фольгу, протер пробку и извлек ее, не встряхнув бутылку. – Нет у меня никаких молодцев. – Он посмотрел сквозь вино на свет, проверяя, не поднялся ли осадок. – И убийц я ни к кому не подсылаю.
– Вот это было у него в кармане. – Дуглас протянул ему листовку. – Целая пачка.
Мэйхью брезгливо взял листовку двумя пальцами за самый краешек.
– Это что за пятна? – спросил он, спеша вернуть ее Дугласу.
– Это? Кровь. Парень категорически мертв.
Мэйхью уже разливал кларет, держа бутылку так же бережно, как только что держал окровавленный клочок бумаги.
– Люди хотят сделать хоть что-то, – сказала Барбара. – Пусть это будут хотя бы листовки с антинацистскими лозунгами. Люди хотят продемонстрировать, как они ненавидят оккупантов.
– Я и говорю – американцы! – вздохнул Мэйхью. – Такие пылкие, нетерпеливые, импульсивные…
Он протянул бокал Барбаре, потом Дугласу.
– Ваше здоровье, – произнес Дуглас, и они выпили. – Моя работа – раскрывать преступления. Граждане нашей страны имеют право на защиту своей жизни и имущества. Что я должен сказать родным убитых, жертвам ограблений? Что отказался выполнять свою работу, потому что не хочу иметь ничего общего с немцами?
Дуглас потрогал шею – порез на ней ныл пульсирующей болью.
– Ну-ну, придержите коней, дружище, – примирительно сказал Мэйхью. – Никто не думает критиковать полицию, как никто в здравом уме не станет пенять пожарным за то, что они тушат дома при немецком режиме.
– Еще бы кто-нибудь объяснил это молодому парню, который набросился на меня с ножом.
– Вы особый случай. – Мэйхью поставил бокал, протянул руки к огню и энергично потер ладони друг о друга. – Вокруг вас столько шумихи! Скотленд-ярдский снайпер, о котором пишут в газетах. Конечно, вы этого не поощряете, но… – Он коротко улыбнулся, как кинозвезды улыбаются в объектив фотографа. – Атакам всегда подвергаются те, кто на виду. Ни хор, ни танцовщики, ни музыканты, занятые в представлениях для вермахта в «Палладиуме», не получают писем с угрозами, а вот Морис Шевалье получает, как и другие выдающиеся артисты.
Барбара протянула пустой бокал, Мэйхью подлил ей еще.
– Это все теоретические умопостроения, полковник, – сказала она. – Перед нами же вполне конкретная проблема. Надо сделать так, чтобы никто из Сопротивления больше не пытался убить Дугласа.