— У меня в голове. Уйди, я сам, — ответил Нестеренко.

— Короче! — объявил Коля. — Сегодня у нас снова будет интересная игра. Но только не пейнтбол, а гонка преследования. Бежим один круг, потом вы стреляете. Победитель ебет меня.

Два клоуна, отталкивая друг друга, помчались наверх за снаряжением.

— Я их легко сделаю, — Нестеренко сплюнул в камин.

Вышла небольшая проблема: у Сергеича ножки были как у Золушки, пришлось напихать в лыжные ботинки скомканную бумагу. Иван тоже надел лыжи, но заявил, что отказывается от главного приза. Коля разделся, оставив только очки и лыжные ботинки.

— Я холода все равно не чувствую, — объяснил он. — Но вы там разогрейте меня как следует.

Егор сразу вырвался в лидеры. Он оставил позади Нестеренко, тяжеловесного Сергеича и Ивана, который, как настоящий биатлонист, страдал астмой и закашлялся на старте. Даже хохол не мог догнать шустрого еврея. Егор ждал Колю на позиции, гадая, где, собственно, мишень.

— Мишень — это я, долбоеб! — Коля пронесся перед ним на лыжах. Егор выстрелил ему в зад и не попал.

— Получай, говнюк! — Нестеренко залепил краской в зад Егору.

Пыхтя, подъехал Сергеич, он вообще не стал никуда стрелять и накинул на Колю пуховик. Иван еще приходил в себя.

— Обосрался, Бьерндаллен? — приветствовал его Егор.

— Я не участвую в ваших содомских играх, — угрюмо ответил Иван. — Советую подумать перед тем, как еще сильнее травмировать психику Николая.

— Да это он нам всю психику поломал, — обиделся Сергеич. — Его няшность превращает нас в животных с низменными инстинктами.

Иван тоскливо смотрел в темноту за окном, понимая, что придется ночевать в яойной хате среди опасных извращенцев и при полном отсутствии санитаров. У хохла снова болела голова, он лежал в спальне, а Дмитрий гладил его и поил чаем. Сережа миловался со своим мудаком на ковре.

— И снова нет повода не выпить! — изрек Иван в пустоту.

— Бар справа от раковины! — крикнул Егор.

Иван никогда ничего не делал в гостях без разрешения, но сейчас отважно достал бутылку виски и налил себе. Выпил и налил еще.

— И снова нет повода не выпить!

Услышав кодовое слово, к нему присоединился Дмитрий. Коля сразу забыл, что у него болит голова, и достал закуску. Егор наливал, в основном себе. Сережа зачем-то расставлял и зажигал свечи. Иван испугался такой интимной атмосферы, и Сережа, словно угадав его мысли, выключил свет:

— Ночь ста страшных историй объявляю открытой.

— Ээээ… может, просто сеанс психоанализа? — робко спросил Иван.

— Нет, мы возьмемся за руки, будем вызывать духов и качать стол, а потом в нас войдет Сатана, — Дмитрий действительно взял за руку Ивана, тот дернулся.

— Ладно, если у нас тут шабаш, позвольте стать главным жрецом, — Иван налил еще и сел во главе стола.

— Итак, господа. Я гомофоб и считаю, что гомосексуализм — это психическое заболевание, хоть его и нет больше в МКБ. Знаю, что это интолерантно, но не могу не заметить, что геи чаще ведут себя неадекватно, чаще подвержены суицидальным мыслям и чаще становятся жертвами насилия. Геи обладают повышенной виктимностью, то есть провоцируют общество на насилие по отношению к себе. Что мы и наблюдаем на примере Николая.

— Вата есть вата, — процедил Егор. — Геи нарочно сходят с ума и провоцируют общество, чтобы их вешали и закатывали в землю бульдозером. Простите, Иван, но конкретно от вас я ожидал большего профессионализма.

— Проблема-то в том, что вы не геи, — перебил его Иван. — Я видел настоящих геев. Они не боятся своей сексуальности, участвуют в культурной жизни, борются за свои права. Короче, ходят с открытым лицом. А вы — с открытой жопой, я извиняюсь. Лиц я на вашем форуме не видел. Вы гомофобы, господа. И травите единственного открытого гея.

— Да никто меня не травит, я сам хочу, — возразил Коля. — Меня правда только это возбуждает.

— Николай, может, вы просто врете себе? — спросил Иван. — Может, вам просто нужно, чтобы вас любили, но вы подстраиваетесь под роль жертвы, чтобы удовлетворить партнеров?

— Он просто хохол! — влез Дмитрий. — Нация 404 обладает повышенной виктимностью, это позволяет ей вечно давить на слезу и выпрашивать вкусные подачки. Это не жертва, а вампир 201 левела. Заставляет вас чувствовать себя говном 25 часов в сутки.

— Егор тоже, — вмешался Сергеич. — Вечно корчит из себя жертву приставаний. А сам проходу мне не дает.

— Либерасты всегда не дают прохода бедному Едру, поэтому их запирают в СИЗО, для улучшения кишечной проходимости, — отозвался Егор.

— Не юродствуй. Я с первого дня понял, что ты меня хочешь. У тебя было такое лицо…

— Да как же ты понял, если у меня не лицо, а жопа. По версии твоего лучшего друга, в которого ты безответно влюблен и который тут строит из себя всезнающего бога. И который, кстати, до сих пор девственник. Спроси его почему?

— Иди ты на хуй, Карл! — психиатр отшвырнул стул. — Я сюда консультировать приехал, а не выслушивать оскорбления. И да, я до сих пор не женат, но это не значит, что у меня не было тян.

— Верю, что были. Нарисованные руками.

— Вот это охуенно страшная история, — Дмитрий задул первую свечу — Ну что, мне повторить свою? Когда мне было тринадцать…

— Не надо, — остановил его Иван, чуя катастрофу.

— Да все знают, что его педофил выеб. Дай человеку выступить, — успокоил Сергеич. — Он очень заебато рассказывает, прям как исполнитель ракуго[71].

— Был теплый летний вечер, — Дмитрий снял со стены веер и сел на колени посреди ковра. — Юный самурай, следующий сюдо[72], перелез через ограду лагеря, чтобы купить сладкого саке себе и своим друзьям. Вечерело, воздух был напоен ароматом цветущей липы, Куро-кун направлялся в лавку за несколько ри оттуда. (Дмитрий ударил веером по ковру.) Внезапно на его пути появился человек средних лет, невысокий, с желтоватым лицом. Это был староста соседней деревни. «Мальчик, я видел, что ты сделал, — сказал он. — Неужели ты думаешь, что кто-то продаст саке столь юному куну в столь поздний час?» Он словно читал мысли маленького самурая. (Дмитрий раскрыл веер и провел им в воздухе.) «О, простите великодушно, сэнсэй, не поможете ли вы мне купить саке? — обрадовался мальчик. — Вот несколько рё, которые собрали мои приятели». (Дмитрий сложил веер и рубанул им воздух.) — «Да как ты смеешь предлагать мне деньги! — возмутился мужчина. — Я сам принесу тебе сладкого саке. Но есть одна трудность: после недавнего указа нас за распитие саке могут арестовать бойцы Шинсэнгуми[73], посему подожди меня в лесу». (Дмитрий провел сложенным веером в воздухе, как будто показывал, куда пошел юный самурай со старым педофилом.) И мальчик, следуя сюдо, охотно послушался старшего. Спустя какое-то время мужчина появился с бутылью сладкого саке. Он угощал Куро-куна и вел прельстивые речи о том, как повезет мальчика в Киото любоваться кленами момидзи и сделает его настоящим самураем. Затем мужчина вывернул маленькому Куро-куну руки, завалил его лицом в лесной мох и жестоко надругался над его слабым телом. Но дух самурая в мальце был силен. Желая показать презрение к смерти и своему телесному позору, юный Куро сказал: «И это все, на что ты способен?» Тогда мужчина воткнул в его грудь вакидзаси[74] со словами: «Ты слишком дерзок, пащенок». Так юный Куро понял, что нельзя доверять никому, особенно людям, которые приходят с прельстивыми речами и обещают помочь, а сами выедают тебе мозг маленькой ложечкой и пытаются насадить тебя на кукан. А те ножницы я храню до сих пор. (Дмитрий бросил веер и встал.)