Рос взял бутылки и, стерев пыль с одной из этикеток, в изумлении открыл рот.

— Это же «Глен Гери»[77]тысяча девятьсот двадцать пятого года! — воскликнул Конрад, опасаясь даже взглянуть на вторую бутылку. — Бог мой, — выдохнул мужчина. — «Макаллан»[78]двадцать четвёртого. Нaоми, этот виски стоит около сотни тысяч долларов. Я не могу его выпить — ты могла бы его продать. Ну, или найти кого-то, кто продал бы его для тебя.

— Какой мне прок от денег? У меня и так полно их в сейфе. K тому же, я получу гораздо большее удовольствие, наблюдая, как ты станешь его пить, — Наоми зависла в воздухе у Конрада за спиной так, что её мягкий голос раздавался прямо над ухом мужчины. — А потом ты непременно опишешь мне его вкус, неторопливо, этим своим глубоким, рокочущим голосом. Какой он, с нотками дыма или древесными оттенками, словно настоянный на торфе? Как его вкус раскрывается на твоём языке? Как быстро после обжигающего глотка жар распространится по твоему телу?

Эта женщина могла бы читать вслух даже телефонную книгу, и сухие наборы цифр и имён звучали бы эротично.

— Ты уверена?

— Чин-чин! — воскликнула Наоми и одарила его загадочной улыбкой. — Á votre santé!

Это значило: «За ваше здоровье!»

— Тогда я хочу пить и смотреть, как ты танцуешь.

Наоми просияла от восторга — и Конрад подумал, что никогда не сможет насмотреться на это выражение её лица.

— А я хочу танцевать и смотреть на моего вампира, пока он будет пить.

Моего вампира… Чёрт возьми, ему нравилось, когда она так его называла. Конрад знал, что в лучшем случае это был всего лишь флирт, но не мог противиться окатившему его чувству удовлетворения.

Он открыл бутылку «Макаллана» и оставил его подышать. Аромат благородного напитка немедленно наполнил воздух, и губы Конрада довольно изогнулись. Он не станет пить этот виски так, как делал это в прошлом. Во-первых, ему больше не нужно глушить спиртным свою ярость. Однако главное, конечно, то, что подобному виски следовало отдать должное и наслаждаться им сполна.

— Я сейчас вернусь, — сообщила Наоми и исчезла.

Kонрад тут же напрягся, испытывая необъяснимую тревогу, как и всякий раз, когда она оставляла его одного, но Наоми вернулась буквально в считаные минуты, неся над одной из призрачных рук заводной граммофон, а над другой хрустальный бокал для виски. Подав Росу бокал, девушка установила граммофон на пол, завела его и опустила иглу. Зазвучала медленная джазовая баллада с характерным для старой пластинки потрескиванием.

— Итак, уважаемая публика! — произнесла Нaоми, подражая голосу конферансье. — Мы начинаем наше представление! Сегодня и только сегодня вам посчастливится увидеть выступление непревзойдённой мисс Ларесс! Эксклюзивное шоу для единственного зрителя, — Наоми кокетливо улыбнулась и добавила: — Я тут вспомнила один из танцев, который танцевала, когда была совсем юной. Думаю, он тебе понравится…

Конрад отставил свой редчайший виски, давая ему время подышать, и откинулся в кресле перед камином, приготовившись смотреть, как самая красивая женщина, которую он когда-либо видел, будет танцевать для него одного.

Несмотря на то, что образ Наоми был лишён красок, девушка казалась вампиру прелестной — особенно, когда двигалась. Это было гипнотизирующее зрелище. Она танцевала, словно безо всяких усилий, посылая Конраду улыбки и подмигивая во время сложнейших пируэтов или замерев с высоко поднятой ногой в арабеске[79].

Наоми жила настоящим моментом, умела от души смеяться и без устали флиртовала. Она от природы была чрезвычайно жизнерадостна, и именно это в ней зачаровывало и притягивало Конрада. За всю свою долгую жизнь Рос никогда не знал подобного состояния души. Впрочем, у Наоми имелась теория по этому поводу, которой она как-то поделилась: «Многие думают, что счастье просто возьмёт и свалится им на голову. Однако счастья нужно добиваться. А порой надо вцепляться в него и держать изо всех сил, даже если оно вырывается, отбиваясь руками и ногами».

Наоми убили, она лишилась тела, но всё равно цеплялась за любую возможность получить удовольствие от жизни, которая ей представлялась. И это вызывало у вампира уважение.

А теперь она танцевала так, будто инстинктивно знала, что должно было понравиться именно ему, как именно этого мужчину она могла привлечь. Как стать для него неотразимой. Тогда зачем же ему сопротивляться своему влечению? Зачем бороться с самим собой?

Потому что, в конце концов, он всё равно её разочарует, даже если она ответит на его чувства взаимностью.

Конрад действительно поправлялся в Эланкуре, но в любом случае у него не всё было в порядке с головой, и он по-прежнему страдал от припадков ярости и мучительных кошмаров. Что будет, когда он вернётся в реальный мир за стенами поместья? Удастся ли ему сдерживать себя и отказаться от крови своих врагов? Ведь он, как наркоман, пристрастился к силе, вливавшейся в него с каждой обескровленной жертвой.

На протяжении целых столетий враги Роса настойчиво искали хоть что-то, что было ему дорого. Впрочем, это являлось неписаным правилом мира Ллора. Бессмертные относились к смерти довольно равнодушно, так как жили очень долго, поэтому лучшим способом давления на них могла стать лишь угроза расправы с семьёй или возлюбленными. Конраду все эти годы нечем было угрожать.

Теперь же всё изменилось. У Роса впервые появился кто-то, кто действительно был дорог ему, и он опрометчиво позволил себе увязнуть в этих чувствах.

Вампир встряхнулся. Нет, его враги не могли причинить вред Наоми, не могли её похитить или поранить. Возможно, отчасти ему было так легко и спокойно с этой девушкой, потому что он знал, что и сам не сможет ничего ужасного с ней сотворить. Даже когда он освободится и даже если утратит контроль над собой, он не сможет причинить ей вреда.

Вот только как ему освободиться? Ни один из его братьев так и не вернулся с того самого дня, как он пытался убедить их в существовании Наоми — дня, когда они отправились в замок Обуздавших жажду — «Горное Облако».

И это могло означать лишь одно из двух.

Возможно, Кристоф узнал, что они отыскали Конрада и держат его живым. А каков второй самый главный закон Обуздавших жажду? Убивать падших без суда и следствия. Уже одно то, что они оставили Конрада в живых, могло считаться изменой против их короля. Кристоф, скорее всего, бросил братьев в темницу, пообещав отпустить, лишь когда они выдадут ему место нахождения Конрада.