– Не знаю, Роберт, не знаю. Я не знаком ни с одним выпускником университета, который в свободное время подрабатывал бы в таком агентстве, как мое. Впрочем, я попытаюсь поискать нужных людей в бывшей Югославии. Может, там кто-нибудь и найдется.

– Прекрасная мысль! Там людям доводилось убивать еще с детского возраста, и там должны отыскаться выпускники университетов, которые когда – то состояли в одной из банд, да и сейчас не прочь подзаработать деньжат.

– Да, Роберт, там должны быть такие люди. Ральф Бэрри слушал их со смешанным чувством восхищения и неприязни. Его совесть уже давным-давно купили, причем оценили ее в немалую сумму. Сейчас его уже не очень смущало то, что он слышал, хотя его не переставал удивлять Роберт. Он был своего рода двуликим Янусом, но мало кому открывал оба свои лика. У него была репутация человека образованного и изысканного, культурного и любезного, всегда выполняющего взятые на себя обязательства и никогда не опускающегося до того, чтобы проскочить на красный свет светофора. Однако Ральф знал и другого Брауна – человека жестокого, не особо щепетильного, подчас подлого, жаждущего больших денег и безграничной власти. Единственное, что Ральфу пока не удалось выяснить, – так это имя его «покровителя». Роберт иногда ссылался на некоего человека, которого он называл «мой покровитель», но никогда не говорил ни кто он такой, ни чем занимается, ни как его зовут. Впрочем, Ральф интуитивно чувствовал, что этим «покровителем» мог быть Джордж Вагнер, ибо это был единственный человек, которого Браун боялся. Ральф никогда не расспрашивал Брауна о его «покровителе», потому что знал, что все равно не получит никакого ответа, а также то, что Роберт очень ценит в людях тактичность. Пол пообещал, что позвонит Роберту и Ральфу, когда подыщет подходящих людей – если, конечно, ему удастся их найти.

* * *

Ив Пико вставил в проектор диапозитивы, которые он сделал из фотоснимков глиняных табличек, и стал их внимательно рассматривать. Рядом с ним сидел и смотрел на экран Фабиан Тудела. Он нал, что Пико сейчас находится в процессе принятия решения что это решение вполне может оказаться ошибочным. Однако, как бы то ни было, Пико был его закадычным другом. Они познакомились еще в те времена, когда Ив Пико преподавал в Оксфорде, а Фабиан писал там докторскую диссертацию о клинописи. Они сразу понравились друг другу, потому что оба были своего рода «белыми воронами» в этом консервативном университете.

Пико пригласили в Оксфорд в качестве преподавателя. Фабиан, будучи ученым, приехал в Великобританию писать докторскую диссертацию, так как ему необходимо было постоянно консультироваться у известных специалистов. Они имели кое-что общее: оба были влюблены в Месопотамию – территорию, на которой в результате колониальной политики Англии образовалось государство Ирак.

Фабиан помнил, какое сильное впечатление произвел на него свод законов царя Хаммурапи, когда он впервые ознакомился с ним в Лувре. Фабиану тогда было десять лет, и он в первый раз приехал с отцом в Париж. Отец давал ему подробные пояснения относительно всего, что они видели в Лувре. Когда они обнаружили в залах, посвященных истории Месопотамии, огромное количество собранных в одном месте чудес, Фабиан вдруг почувствовал, как в нем совершенно неожиданно для него просыпается интерес к древнему миру. А еще его очень удивили высеченные на базальтовом столбе древние законы, которые основывались на принципе талиона. Его отец поведал ему о том, что в сто девяносто шестой статье этих законов говорилось: «Если человек выколол глаз сыну человека, то должны и ему выколоть глаз». В тот день Фабиан решил, что станет археологом и будет разыскивать забытые царства Месопотамии.

– Так ты решил ехать или все еще раздумываешь?

– Это было бы сумасбродством, – ответил Пико.

– Конечно. Но если ехать, то делать это надо сейчас, потому что, по всей вероятности, другой возможности уже не будет. Неизвестно, что там останется после войны.

– Если верить Бушу, Ирак превратится в цветущую Аркадию, и мы сможем проводить там раскопки с такой же легкостью, с какой люди посещают экскурсии.

– Однако мы с тобой не верим Бушу. Я убежден, что после этой войны в Ираке будет происходить примерно то же, что в свое время происходило в Ливане. Ты ведь знаешь Восток и знаешь, какая там сейчас ситуация. Триумфального шествия ребят со звездно-полосатыми флагами там не получится. Иракцы ненавидят Саддама, но они также ненавидят и американцев. Можно сказать, на Востоке ненавидят нас всех, и у них есть для этого определенные основания. Мы не дали им ничего хорошего мы поддерживали коррумпированные режимы, мы продавали им то, что им не было нужно, мы не смогли активизировать появление в этих странах среднего зажиточного слоя населения с высоким образовательным уровнем. Поэтому они становились все беднее и беднее и испытывали все большее разочарование. Религиозные фанатики действуют весьма эффективно: они помогают людям из самых бедных кварталов, дают их детям бесплатное образование в своих медресе, они создали больницы, в которых лечат тех, кто не может заплатить врачам и купить лекарства… Восток рано или поздно взорвется.

– Да, но то, что ты говоришь, далеко не в полной мере касается Ирака. Ты ведь помнишь, что Саддам превратил Ирак, в общем-то, в светское государство. Главная причина всей этой заварушки – нефть. США хотят контролировать источники энергии, а потому они придумают каких угодно Франкенштейнов, чтобы затем заняться их уничтожением.

– А Восток тем временем все нищает.

– Фабиан, ты что, так никогда и не перестанешь быть парнишкой с левыми взглядами?

– Я уже слишком взрослый для того, чтобы меня называли парнишкой. Что же касается левых взглядов, то ты, может быть, и прав… Безусловно, я никогда не перестану видеть жизнь такой, какая она есть, пусть даже и буду взирать на нее, удобно устроившись на диване в своем доме.

– Как бы ты поступил на моем месте?

– Так, как тебе самому хочется поступить, хотя ты и называешь это сумасбродством: я бы туда поехал. Взялся за гуж – не говори, что не дюж.

– Если начнутся бомбардировки, нам тогда несдобровать.

– Пожалуй. Вопрос заключается лишь в том, чтобы суметь убежать оттуда за пять минут до этого.

– А кого еще мы могли бы привлечь?

– Думаю, нам надо рассчитывать на собственные силы. Я очень сомневаюсь, что в моем университете – да и в любом другом – нам выделят хотя бы грош на поездку в Ирак. В Испании большинство людей не поддерживают войну, однако раскопки в Ираке в нынешней ситуации наверняка покажутся авантюрой, и никто не захочет выбрасывать деньги на ветер.

– Возможно, я смогу полностью обеспечить финансирование.

– А я помогу тебе подобрать бригаду. В нашем университете на старших курсах полно студентов, которые горят желанием поехать на раскопки, пусть даже и в Ирак.

– Ты мне всегда говорил, что в Испании нет крупных специалистов по Месопотамии…

– Их в Испании действительно нет, однако есть множество студентов, которым хотелось бы при случае иметь право заявить, что они стали археологами. Да и у тебя есть из кого подобрать людей.