Мариндан пришел через четверть часа – зашел, тревожно озираясь, словно гривлы могли выпрыгнуть на него из-под койки, и поклонился Ардиону в ноги.

– Владыка… простите. Видит Небо, ни в чем не виноват, я человек подневольный, и они…

– Пустяки, – оборвал Ардион его излияния. – Где волшебник и альвини?

– На втором этаже, – с охотой ответил начальник тюрьмы. – Девица ваша тоже там. Шех-Шин сказал, что их казнят первыми, чтобы вы увидели. Вас – последним. И еще детей там выставили, на тот случай, если вы захотите прорваться. Казнят сразу же, как только вы попытаетесь сбежать.

Да, ничего другого от гривлов он не ожидал.

– Шех-Шин это тот красноволосый? – уточнил Ардион.

Начальник тюрьмы кивнул:

– Да, он у них один из главных по региону. Самый сильный и опытный боец.

– Где сейчас гривлы?

– Особый отряд ваших караулит. Другие пошли людей собирать. Будут смотреть на казнь. Друзей ваших сожгут, вас…

Ардион кивнул:

– Я понял. Хорошо. Можете идти.

Мелькнуло соблазнительное желание смести дверь, которую сейчас так старательно запирал Мариндан, подняться на второй этаж, окаменяя всех, кто встанет у него на пути, освободить несчастную ребятню, Антию, Лантан-ин-Мана и Зендивена и, вырвавшись на свежий воздух, начать наконец дело. Ардион усмехнулся, опустился на койку – надо же, даже застелена чистым одеялом – и решил повременить.

Мариндан рассказывал слишком много и охотно, даже про заградительный отряд из детей рассказал – а по старым временам Ардион помнил, что в присутствии высшего руководства тот предпочитал говорить «никак нет» и «так точно». Он мог выполнять приказы новых хозяев, так что вряд ли ему стоило верить до конца. Ардион мог бы выйти из камеры и попасть в новую ловушку, о которой начальник тюрьмы не стал упоминать, или увидеть, как гривлы снимают с Антии кожу.

Что ж, подождем начала казни. В конце концов, он здесь не затем, чтобы героически сдохнуть и погубить остальных.

Ардион вытянулся на койке и закрыл глаза. Перед тем как погрузиться в дрему, он окончательно понял, как использует свою бомбу.

Хорошо, что гривлы так торжествовали, поймав их с Антией, что это торжество затуманило их разум и не дало провести обыск.

– С-слабак. Ваш владыка – слабак, чишшки.

Красноволосый стоял возле входа в камеру, и Антия видела, что ему доставляет удовольствие насмехаться над заключенными. Лантан-ин-Ман сидел на груде соломы в углу, голова волшебника была небрежно замотана грязной тряпицей. Зендивен с наполовину оторванным крылом расположился у него на плече – грудь принца альвини украшала глубокая царапина, но, увидев их обоих живыми, Антия обрадовалась так, что едва не бросилась в пляс.

– Ему бы сейчас-с вырваться из клетки, – продолжал издеваться гривл. – Подняться с-сюда, испепеляя моих воинов. С-спасать своего учителя и свою бабу. А он с-спит.

– Пусть спит, – не выдержала Антия. – Я бы тоже вздремнула.

Гривл ощерился – его острые зубы по-настоящему впечатляли. Антия невольно представила, как они сжимаются у нее на горле, и на всякий случай сделала шаг назад. Но красноволосый ничего не сделал – вышел из камеры, и Антия услышала, как в замках заворочались ключи.

– Нас казнят, – всхлипнул Зендивен и провел ладонями по измученному личику. – Нас били! Я пытался сражаться, и вот…

Он повел плечом, демонстрируя Антии пострадавшее крылышко. Лантан-ин-Ман улыбнулся.

– Видела бы ты, какой это был герой! Бросал в гривлов сердолик, одного укусил! Потерпи немного, маленький. Жаль, что я не могу сейчас залатать тебя.

Зендивен вздохнул.

– Что-то случилось с вашей магией? – спросила Антия. Волшебник кивнул и дотронулся до живота.

– Копье Шех-Шина. Он уколол меня, и мои силы будто уснули, – объяснил он. – Думаю, с Ардионом собираются сделать то же самое, если он пойдет на прорыв.

– Он не пойдет, – сказала Антия, усаживаясь на пол. – Это неразумно, и этого от него и ждут.

Лантан-ин-Ман понимающе качнул головой.

– Раз ждут, значит, есть еще какие-то сюрпризы.

Они увидели этот сюрприз, когда через два часа за ними пришли и, выведя из камеры, повели по коридору. Антия увидела перепуганных детей, мальчиков и девочек не старше шести лет, – они стояли дрожащей белой стайкой в коридоре, и серые туши гривлов с ухмылками нависали над ними, сжимая в руках изогнутые ножи. Да, Ардион мог бы вырваться из камеры, мог бы окаменять и испепелять всех, кого встретит на своем пути, но детей он пощадил бы.

«Живой щит, – подумала Антия. – Им нужно наше отчаяние. Им нужно, чтобы мы тонули в нем и не сопротивлялись».

Их вывели во внутренний двор тюрьмы, запихали в клетку, которая служила для перевозки преступников, и угрюмый кучер хлестнул лохматую лошадку. Зендивен, который занял привычное место в кармане у Антии, поинтересовался:

– У тебя что, пуговица оторвалась?

Антия посмотрела на свою рубашку и кивнула. Да, оторвалась. Вчера вечером они слишком спешили избавиться от одежды. Усилием воли Антия отогнала воспоминания о минувшей ночи, словно все, что происходило сейчас, могло их осквернить. А она не хотела, чтобы серая мерзость прикоснулась к тому солнцу, которое наполнило ее душу.

Незачем.

Клетка выехала из тюремных ворот, и Антия увидела людей. Испуганные, одетые в какие-то обноски, чудом уцелевшие после землетрясения, они смотрели на клетку, и в их глазах была лишь печаль. Никакой надежды – но они все же не отводили взгляда. Клетка грохотала колесами по мостовой, Антия поднялась на ноги и вцепилась в решетку.

Незачем сидеть. Она королева и примет любую судьбу – все, что у нее осталось, это достоинство и собственная честь. И Ардион – а он обязательно придумает, как всех спасти.

В конце концов, у него есть бомба.

Клетка проехала среди развалин и покатилась по улице, которую землетрясение все-таки пощадило. Антия усмотрела в этом некоторую иронию: сейчас они ехали через тот богатый квартал, который напомнил ей родной город и дома, в которых жила таллерийская знать. Люди с чистыми руками и красивыми лицами, которые сейчас толпились на улицах, были одеты в темно-синее, сиреневое и черное. Все они молчали, никто не кричал, что солнце вновь поднимется над ними, но их траур говорил сильнее любых слов. Антия улыбнулась, и юная девушка в иссиня-черном платье подняла руку, затянутую в кружевную перчатку, и робко махнула сидевшим в клетке.

– Им не победить, – негромко, но отчетливо проговорила Антия. – Им никогда не победить.

И тогда люди снова начали поднимать руки с вытянутым указательным пальцем – в полной тишине, не говоря ни слова, и Антия с нескрываемым удовольствием увидела, как от этого жеста кривились гривлы, которые стояли среди толпы. Она улыбнулась и так же вскинула руку, словно хотела дотронуться до солнца – Лантан-ин-Ман и Зендивен последовали ее примеру, и так они и выехали на городскую площадь, запруженную народом.