– Так вот кто мое яйцо съел! – проворчал Петр, увидев две пятигранные звезды друг в друге на фасаде молельни. – Мню, в пику мне раскольнический монастырь основали! Антихристом меня считали, жглись. То не ведали, не супротив Бога я был, а супротив тех, кто его именем наживу искал!

Петр стоял и смотрел на место, где когда-то находилась его резиденция. Он выстроил ее здесь, считая дворец отца обветшавшим и устаревшим. Место выбрал на высоком холме, оттого и дворец Нагорным назывался. Не столько красотой задавался сперва, сколько пользой. Здесь было ближе до солдатских слобод, и до потех, и до дела.

– Не сразу место сие присмотрел. – заговорил Петр. – Сперва съезжую избу ниже поставил, где Генеральная улица. Послов там принимал, делами занимался. – Он будто видел себя молодого, торопливого, руководившего возведением зданий. – Да опосля Стрелецкого бунта сюда перебрался. Негоже спать там, где пытали и головы секли. И царям от дела отдыхать надобно! Перебрались, да роскошь не наладили. Не до того было! Стены поставили, башни, ворота въездные со стороны дороги на Стромынь. Другие там, – он махнул рукой в сторону Преображенского вала. – Солдаты денно и ношно службу несли при въезде на государев двор.

Толик всматривался в пространство между молельнями, стоявшими в центре от крепостных стен.

– Ну, вообще! – возмутился он. – Тут был ваш дворец, а ничего нет, ни памятной доски, ни памятника вам! Неправильно это, Петр Алексеевич! Да и монастырь этот так спрятали, что и не подойти!

Они вышли на улицу Преображенский вал и повернули налево.

– Смотрите, камень памятный лежит. В честь основания вами Преображенского и Семеновского полков.

Петр остановился и прочитал надпись, огляделся и иронично сказал:

– Вижу, вольны вы ныне со словами. О роте моей помянули, аллею грозились проложить, да, видно, забыли! Сколько лет прошло, а воз и ныне там! Уж и не ждет никто аллеи той, не верят! – Он оглядел проходивших горожан, не обращавших внимание ни на камень, ни на надпись на нем. – Прошлому токмо вера. Оно не обманет, что было, то было! Да вы и то не храните! Порушите, а опосля камнем место замечаете. Дворец мой токмо не отметили. – Петр махнул рукой вдоль Преображенского вала. – Преображенского село Хапиловским звалось, по речке, да по пруду. Русская армия в месте сем рождалась. Из ребячества дело проросло. – Он посмотрел на Толика. – Рекрутская слобода здесь была. Мальцами дурачились, воевать учились. Речку Хапиловку преграждали, остров засыпали, строили Прешбург-крепость. И оную атаковали. Токмо опрочь меня да тебя, никого то не заботит!..

– …Вот уж это он не прав, – прервал рассказ Толика ученый. – Многие историей интересуются и знать хотят. Только в школах сейчас интерес этот не прививают! Зря это!

– Это точно! – вмешался Егор. – Молодежь своей же страны историю не знают и верят бредням. Хорошо, что Петр ожил. Хоть свою историю проявит.

– Что он про Прешбург рассказывал? – нетерпеливо спросил Иван Данилович.

– Он рассказывал, а я удивлялся, – продолжил Толик. – Юнцы – дети почти, а всё по-настоящему! И строили сами, и укрепляли, и не детскую крепостицу, что из песка на пляжах строят, а настоящую, с башнями, подъемным мостом, крепостными стенами. В башне даже настоящие часы были! Ведь вроде бы и рос он как Бог на душу положит! Учить его когда только начали! Так ведь, Иван Данилович?

Ученый согласно покивал.

– Без всяких заставлялок, сам до всего дошел и все постиг!

– И тебя пробрало наконец! – похлопал его по плечу Иван Данилович. – Я тоже об этом много думал последнее время. Отца в четыре года лишился. Воспитанием его и образованием всерьез не занимались. Он всего достиг. И не оттого что, а вопреки тому! То ли судьба его вела, не знаю.

– Ну, не перебивайте, Иван Данилович! – возмутился Егор, которому было очень интересно все, что касалось военных действий, пусть даже потешных. – В крепости этой, выходит, первые военные учения проходили?

И Толик продолжил, так достоверно все пересказывая, что слушатели представляли как наяву, все, что Петр увлекшись, вспоминал.

– Крепость брали не шутя. Токмо пушки не настоящими ядрами заряжали, а репой. Потеха, бывало, на месяц затягивалась. Сперва бились играя, а в конце – взаправду. Калечилось много, а были и убиты, все как в жизни. На представление оное мужики, бабы, да дети малые со всей округи сбегались. Кто на деревьях торчал, а кто с крыш кричал! Своих подбадривал. – Петр помолчал, задумавшись. – Слыхал я, что и ныне в мою честь подле Коломенского Полтавскую битву играют?! Редуты строят, людей обряжают и шведскую пушку-льва заряжают! Поглядел бы, что ваш губернатор удумал. Токмо попасть на то представление можно по бумажке особой, а так не пущать велено».

– Уж вас-то пропустят! – удивился его сомнениям Толик.

– Может, доведется увидать, – пожал плечами Петр, – коль рылом выйду! А то по вашей-то жизни, не по пословицам живете: не груздей признаю́т, а тех, кто оными назвался, в кузов отбирают! Языку боле веры, чем глазам. В мое время болтунов я гнал.

Обратно шли молча, пока не увидели у дороги статую Сергея Бухвостова в одежде Петровской эпохи.

– Так вот кому этот памятник здесь возвели! – воскликнул Толик, увидев надпись. – А я проезжал здесь раньше и думал, что это вам!

Петр развернулся в сторону статуи.

– Хорошему человеку, Толик, памятник сей. Я в Семеновские и Преображенские полки лучших отбирал. Рослых, здоровых да понятливых. А первым был он – Сергей Бухвостов. Усатый дядя, придворный конюх, в роту мою записался. Присутствием своим серьезность делу придал. Степенный вояка, правильный. Мальцам разъяснял: «Злость без нужды не тратить». Им-то не понять, а он им: «Хищник ловит добычу, токмо когда голоден, а понапрасну не бьет». – Петр улыбнулся с горечью. – Коли бы вся империя из таких состояла, отрадна была бы доля царская! Своими спинами все царство держали! Без таких свай расползлась бы Россия по чужим странам. И не по-русски бы сейчас говорили!

Он закинул голову, всматриваясь в памятник старому другу.

– При жизни ты на меня снизу вверх смотрел, а ныне я на тебя голову задираю. Поклон тебе до земли за верную службу! – Петр согнулся пополам и почти дотронулся рукой до асфальта. – Рядом с моим дворцом определили тебя землю сторожить. Ты ныне один бессменно память о нашем времени хранишь! – обратился он к статуе верного служаки.

– Вот это обидно, Петр Алексеевич, – разволновался Толик, – люди здесь ходят и даже не знают, какое это место историческое! А молодежь? А патриотизм?

Петр его не слушал. Он смотрел на огромное здание из стекла и бетона, нахально