Маша танцевала, чувствуя на себе сотни восторженных глаз: они ласкали ее, они обожали ее, они раздевали ее — и она отдавалась им, чувствуя ответную любовь к ним и благодарность за их обожание. Она казалась себе центром Вселенной. Казалось, лишь специально для нее звучит музыка, танцуют люди, сияют в небе блеклые, по сравнению с неоновым светом, звезды. Она была совершенно счастлива.

Кольцо танцующих внезапно разомкнулось, вопль восхищения пронесся по толпе — но Маша ничего не замечала. Только чуть позже она увидела, что рядом с ней ритмично содрогается в пароксизмах еще одна черная фигура. Но на этот раз это был не Рыжий, это был сам сошедший с небес дискотечный бог, ди-джей Стив.

То, что он спустился в зал для совместного с Машей танца, свидетельствовало об огромном почете и уважении к ней. Сегодня она была как бы королевой дискотеки, особо отмеченной избранницей. Они танцевали вдвоем, друг напротив друга, как бы соревнуясь, кто кого перетанцует, и Маша почти физически чувствовала, как от окружавших ее людей исходит энергия восхищения и зависти…

Так продолжалось почти всю ночь. Только часа в четыре утра Маша и Стив добрались до своей кровати и повалились на нее почти без сил. Ночная эйфория прошла, Маша ощущала разбитость и какую-то странную звенящую пустоту внутри. Эта пустота точно пеленала ее тело, призывала упасть, отдаться ей, запрещала двигаться и шевелиться, убаюкивая ее странным свистящим шепотом, в котором треск ночных цикад мешался с вечным гулом прибоя.

Слабыми руками она стянула с себя одежду и рухнула на постель. Потом по ее телу шарили чьи-то жадные руки, но она уже ничего не чувствовала, провалившись в черную гудящую бездну. Но и в этой бездне не было покоя, и, летя на дно стремительно приближающейся пропасти, она все танцевала, танцевала, танцевала…

Моя ценная идея, которую должен был осуществить Ненашев, заключалась в следующем. Мишка в свободный от прочей работы день должен был проследить за тем, куда ездят Маша и Сергей и где они бывают.

Их частые и дружные отлучки казались мне странными. Почему Маша всюду бывает только с Сергеем, почему не с Валерой? Потому что Виталий Васильевич не доверяет ему? Или она сама ему не доверяет? А ее ежеутренние парения в зимнем саду с наушниками выключенного плейера в ухе? Не после этих ли отлучек появляются у нее наркотики? Но ведь «горилла», то есть Сергей, — стопроцентно верный Чипанову человек, и, судя по Машиному дневнику, свою верность он неоднократно доказывал делом. Ума не приложу, кто из людей, живущих в доме, может поставлять Маше наркотики. Не домработница же!

Я вернулась в Славгород к обеду. С кухни доносился запах чего-то, вызывающего обильное слюноотделение. Комната охраны была приоткрыта, и из нее слышалось знакомое бубнение:

— «Понятие, означающее целостность чего-то по отношению к его части. Хм…»

— Сколько букв? — Я заглянула в комнату.

— Пять, последняя «а».

— «Основа». Но формулировка — бред собачий, я с тобой согласна…

Валера при моем появлении галантно снял ноги со стола.

— Привет! — улыбнулся он. Примерно так мог бы улыбаться каменный идол с острова Пасхи.

— Что новенького?

— А, тебя же не было, наверное, ты ничего не знаешь… Такие события… Стасу дело шьют!

Мои брови поползли вверх.

— Стасику? Какое?

— Убийство той девицы в парке. Слыхала?

— Слыхала… Не может быть! Стасик — и девица? Убийство…

Я хотела сказать «не его профиль», но остановилась. Действительно, Стас и девица были вещи вполне совместимые, а насчет убийства… Неизвестно!

— У той девушки нашли его визитку в кармане, ну, сразу к нему, — охотно рассказал охранник. — Он говорит: знать ничего не знаю, ведать не ведаю… Но потом вспомнил, будто бы однажды ту девицу подвозил на машине. Сейчас ищут свидетелей, которые это видели. Наш шеф сейчас по инстанциям мечется, пытается освободить его под подписку о невыезде или под залог. Районное начальство — ни в какую. Взятку, наверное, ждут…

— А зачем ему надо было ее убивать? — спросила я.

Валера молча пожал плечами:

— А кто его знает… Может, она ему отказала, ну он ее и того…

Я вздрогнула. Вспомнила фотографии Стасика с выпуклыми мышцами и зверским выражением лица в тот момент, когда он дергает трехпудовую штангу. Да, с такой накачкой хрупкая девичья шейка раз — и хрясь! И все же я плохо представляла себе, чтобы Стас мог подкарауливать какую-нибудь девицу, пусть даже и очень ему досадившую, стоя в холодном темном парке. Да он из машины не вылезает! Ему же лень оторваться от сиденья! Он даже за сигаретами в ларек в двух шагах от дома ездит исключительно на тачке. Не то от лени, не то так, для форсу…

Я вспомнила вечер, когда мы мирно сидели за семейными фотографиями и его рука то и дело нежно сползала мне на плечо. А вдруг бы он вот этой рукой… Змеиный холодок пополз по спине.

— …А еще хозяйка приезжала, — между тем продолжал Валера. — Скандал устроила… Твоей особы дело тоже, между прочим, касалось…

— Догадываюсь, что она обо мне наговорила, — уныло произнесла я.

— А как услышала хозяйка, что со Стасом такая беда, — тут охи да ахи начались! Орала, что это поклеп на семью, что это происки врагов и так далее… Мол, она сама во всем разберется. Истерика форменная! Тогда хозяин ее быстро спровадил, чтобы под ногами не мешалась. Серега лично погрузил ее в машину и отвез домой. Пусть охладится в одиночестве. Кажется, она малость не в себе… Серега сказал, что она всю поездку на заднем сиденье проплакала… Чего это она так разнервничалась? Она ведь со Стасом в контрах… При встрече как собаки грызутся, уши вянут.

— Свои собаки грызутся, чужая не приставай… А что Маша? — спросила я, вспомнив о своих планах. — Как она?

— Она? — Валера хмыкнул. — Летает…

Я отыскала Машу в ее комнате. Она лежала на диване и молча размахивала перед собой руками, как будто дирижировала.

— Привет!

Маша вопросительно приоткрыла один глаз, руки упали. В ее зрачках плотной пеленой застыла ненависть.

— А, подруга по найму… — Она расхохоталась мне в лицо. Хохот был неприятный, истеричный, повизгивающий. — Что, пришла проверить, чем я занимаюсь?

— Маша, да ты что? — Я растерялась от неожиданности. Еще вчера все было нормально, мы болтали, как две старинные приятельницы. А что за всплеск эмоций сегодня?

— Сколько тебе заплатили, подруга, а? — продолжала она, хихикая. — Бросили сотенку в зубы, и ты побежала? Думала, я не узнаю? Думала, что подлижешься ко мне, а потом заложишь меня папане? И получишь от него еще немного зеленых? А я тебя раскусила! Все вы сволочи! Продажные твари!

Маша рывком приподнялась и села на диване. Ее волосы были спутаны и небрежно заправлены за ухо, лицо смутно желтело в затененной комнате, руки еле заметно дрожали. На ней были старый растянутый свитер и вельветовые брюки, вытертые на коленях.