– Подъезжаем.

Кто-то осторожно прикоснулся к моему плечу.

– А? Что? – вскидываюсь я.

– Подъезжаем, – терпеливо повторяет паренек-проводник, что вчера поздним вечером принимал у нас на входе в вагон билеты.

– Ага, понял, спасибо. – Я, не вставая с кресла, потягиваюсь и протираю глаза.

– Вы ведь не местные? – зачем-то интересуется проводник.

– Нет, – подтверждаю я его догадку. – По делу к вам. А что?

– Ну, просто теперь порядок въезда слегка изменился. Как выйдете из вагона, идите вдоль красной линии к посту контроля. По зеленой лучше не суйтесь, там только для наших, зарегистрированных.

Ничего себе, тут уже и таможня с «зеленым коридором» появилась! Нет, точно, давно нужно было в Вятку перебраться! Все тянул, все ждал чего-то… С другой стороны – вот и дождался.

– А «зарегистрированные» – это как?

Наниматели мои тоже проснулись и за диалогом нашим наблюдают пусть и молча, но с явным интересом.

– Это вот так, – парень с улыбкой достает из внутреннего кармана своей железнодорожной куртки…

Твою-то маман! Да быть не может! В руках парня – светло-серая пластиковая карта с магнитной полосой, вроде довоенных банковских. Разве что вместо логотипа банка – цветная фотография владельца. Кроме фото, на пластике выпуклые буквы фамилии, имени, отчества и шестнадцатизначная цифирь кода. Офигеть не встать! Всерьез ребята тут живут, такого я даже в Ярославле не видел!

А с другой стороны, если вдуматься… Не так уж тут все и сложно. До войны кредитные и дебетовые карты каждое крупное отделение практически любого банка могло выпускать. Было бы оборудование и болванки-заготовки. А уж какой именно рисунок на поверхности карты будет – не все ли равно. Тут, похоже, настроили специальный принтер фотографии граждан печатать. А что? Вполне приличный паспорт выходит, вроде бы уже с начала двухтысячных, если не с середины девяностых, такие вот паспорта-«кредитки» у молдаван были, что в Россию на заработки приезжали. И ничего, работала система.

– Да уж, – уважительно тяну я, разглядывая пластиковый «мандат». – Все серьезно. Понял, спасибо за совет, так и сделаем.

Из всех вышедших на перрон пассажиров вдоль красной линии идем только мы впятером да средних лет женщина с двумя детьми. Я вежливо пропускаю ее вперед, мы и подождать можем. Та что-то демонстрирует сидящему в будке контроля молодому мужику в армейском камуфляже, тот задает несколько вопросов и открывает турникет, перекрывающий путь в коридор. Все, теперь наша очередь.

Вот таможенник кировский, в отличие от проводника, оказался типом угрюмым и недружелюбным.

– Цель вашего прибытия в Киров?

– Транзитом мы, – улыбаюсь я, пытаясь хоть немного расположить к нам «должностное лицо при исполнении». – Следуем через вас дальше, надолго не задержимся, потому как сильно спешим.

– Откуда к нам прибыли? – В голосе ни капли приязни.

Нет, я понимаю, ты при исполнении и все такое, но разве это значит, что нужно барбосом цепным на каждого приезжего гавкать?

– Из Мантурово, – отвечаю я за всех разом.

Не прокатывает. Похоже, у жителей Мантурово особые пропуска или какие еще «гумаги» на такой случай имеются, потому как тон таможенника еще сильнее похолодел, а в глазах появился нехороший прищур. Кстати, что там прошедшая перед нами барышня с детьми ему показывала, уж не такой ли «гостевой пропуск»? Кто его знает, очень даже возможно.

– А в Мантурово откуда?

– А туда – с Вологодчины, – решаю отвечать честно, не в духе служивый, ну его.

– Понятно, – хмурится тот. – Из «княжьих», значит?

– Немного совсем наоборот. Я – охотник за головами, это – наниматели мои.

– Охотник он, – недобро бормочет тот себе под нос. – Шляются тут всякие… С лишаем да вшами…

Вот же ж блин, ему что сегодня, кто-то в кашу плюнул с утра? Или просто рожа моя не нравится? Чего он злющий такой?

– Значит, так… вологодские… Если так сильно спешите… для начала недельный карантин с целью выявления возможных опасных заболеваний.

Да ты не офонарел, дружочек? Ладно, сам напросился, видит бог, не я все это начал.

– Значит, так, служивый, борзоту отключи-ка быстро. И вызывай сюда Ивана.

– Чего? – изумленно пялится на меня таможенник. – Какого Ивана?

– А над тобой сильно до фига Иванов в начальстве? Кольцо вызывай, и бегом, что-то надоедать ты мне начал! Скажи, брат к нему с Севера приехал, гостинцев привез.

Злости на лице таможенника прибавилось, но вот гонор он прикрутил. Названные мною имя и фамилия явно подействовали. Я смотрю, как он, быстро тыкая пальцем по кнопкам, набирает короткий четырехзначный номер и поднимает трубку телефона, стоящего перед ним на исцарапанной пластиковой столешнице, что-то негромко в нее говорит и снова опускает на рычаг. Сам выходит из будки, демонстративно перекидывает на грудь автомат и опускает до упора предохранитель. Типа, он готов к отражению возможного нападения. Пижон бестолковый. Если будет нужно, ты умрешь быстрее, чем «мама» сказать успеешь. Но мне оно не надо. За меня тут есть кому слово замолвить.

В весьма напряженном молчании, недобро зыркая друг на друга, стоим мы минут двадцать. К таможеннику уже и группа поддержки подтянулась, еще трое. Откровенной агрессии никто не выказывает, но автоматы у всех с предохранителей сняты, только вскинуть и на спусковой крючок нажать. Не один раз за эти минуты я похвалил самого себя за вежливость: не пропустил бы вперед ту женщину с детьми, она бы тут вместе с нами застряла. И черт его знает, насколько адекватно бы себя повела. Обстановка и так нервная, только детского плача или бабьей истерики тут и не хватает для полноты картины.

– Так, и кто это тут мне в родственники набивается? – Бас Вани Кольцо слышен еще из коридора.

Мощный у него голос, всему остальному под стать: еще вроде и войти в комнату не успел, а уже весь свободный объем занял. Только что буравивший меня взглядом таможенник шустро бросается открывать турникет. Ну да, начальство прибыло, нужно рвение в службе продемонстрировать. Не, родной, не поможет. Ты сам себе на голову уже нагадил, теперь только обтекать и остается.

– Не труби так громко, боевой мамонт Варшавского договора! – рявкаю я в ответ. – Ишь, развелось горластых! Аж уши заложило.

– Да ну на фиг?! – Реально, стоило Ивану в комнату войти, в ней враз стало очень тесно. – Саня, ты?! Иди сюда, бродяга!

За прошедшие четыре года Ваня Кольцо изменился мало. Даже камуфляж и шеврон на правом нарукавном кармане – те же самые. Ну или точно такие же. Разве что в талии у него слегка убавилось, а вот в плечах, наоборот, приросло. Хотя, казалось бы, куда уж больше? Объятия схлопываются с неумолимостью челюстей капкана. Пара хлопков ладонью по спине чуть не вышибают из легких воздух. Вот везет же мне на дружелюбных приятелей с комплекцией таежных медведей! Сначала Павлов, теперь и этот еще! Угробят они меня, маленького.