- Божечки милые… - прохныкал кто-то за спиной.

- Свеи стыд потеряли… глянь, глянь… ишь, срамота!

- А магик-то…

- Я тебе говорю, что неспроста энто…

Ежи слышал этих людей, что стояли по-за его спиной. Их и…

- Ой, матушки!

Князь вспыхнул.

Огонь, слетевший на него, вцепился и в одежду, и в волосы, и в человеческое слабое тело, готовый пожрать его. Вцепился и вошел внутрь, наполнив князя опасным сиянием. А потом тот поднялся. И шагнул навстречу пожару.

- Божечки страшные… - баба осенила себя святым кругом.

- Ишь ты…

Мужик, стоявший подле неё, сплюнул, то ли от восторга, то ли вовсе наоборот. Но взгляд Ежи, скользнувший по толпе, зацепился не за эту вот женщину, вида обыкновенного, и не за спутника её, и не за скоморох, что держались наособицу. Взгляд этот задержался на человеке, который выделялся средь прочих, а чем – не понятно.

- Норвуд, - Ежи понял, что сам ныне только и способен, что стоять. – Вон… тот… в синем кафтане.

И сказал-то тихо, но услышан был.

Норвуд, который нисколько собственной наготы не стеснялся, поднял руку. А потом просто указал на человека, что этакого не ожидал. И попятился. Сперва осторожно, еще надеясь, что произошла ошибка, что указывали вовсе не на него и…

А пожар стих.

Взял и сам собою.

- Маги, - восхищенно выдохнула женщина.

- Маги, - мужчина согласился с нею, правда, без особого восторга. – Небось, как прошлым годом склады горели, так ни один не явился, самосам тушили. А туточки…

И опять сплюнул.

…а тот, в камзоле, от которого несло недавней смертью, понял, что по-тихому уйти не выйдет. И дернул из-за пояса пистоль.

Рявкнул выстрел.

И кто-то завизжал. А человек бросился прочь. Правда, далеко не ушел, свеи, пусть и утратили волчье обличье, но двигались со все той же нечеловеческой скоростью.

- Не убейте только, - попросил Ежи.

- Не учи, - Норвуд оскалился и глаза его полыхнули злою желтизной. – Убивать не станем, поговорим только…

Человек взвизгнул.

- Люди добрые! – раздалось тотчас громкое. – Да что это деется!

- Помогите! – почуявши, что еще не все потеряно, человек дернулся, да только Норвуд держал крепко. – Душегубы!

Загудела, загомонила толпа.

- Иди. Справимся, - Норвуд тряхнул головой и оскалился. И оскала этого хватило, чтобы собравшийся люд попятился.

Попятился, но не ушел.

- Жизни лишают! Честного человека! – раздалось откуда-то издалека. – Пришли…

- Бьорни, глянь, что там за крикун…

Ежи шел к дому.

По горячим камням, по хрустящему дереву. Он переступил через тело, опаленное до неузнаваемости, и все-таки узнанное, ибо тело это было огромным.

- Мы опоздали, - тихо произнес Радожский, глядя на почерневшие стены. – Там никто не выжил… просто бы не выжил… мы…

- Там никого нет.

Радожский стоял, покачиваясь, то ли от слабости, то ли от избытка силы, которая еще не обжилась в обыкновенном этом теле.

- Не выжил… бы… никто… такой, как я, быть может, но… таких, как я, не осталось, считай. Теперь точно не останется.

Ежи взял князя за плечи и тряхнул хорошенька. Правда, зашипел от боли, потому что одежда Радожского дымилась, да и сам он был неестественно горячим.

- Нет там никого. Смерть была, но одна. Его, - Ежи указал пальцем на тело. – А там пусто.

- Пусто?

В этих, подернутых дымной поволокой, глазах виделось недоумение.

- Пусто. Сам посмотри… - Ежи бы заглянул, но, пусть огонь и угас, жар остался. И жар этот был в достаточной мере силен, чтобы отступить.

А вот князь жара не ощущал.

Он развернулся и посмотрел на дверь, которая под взглядом этим осыпалась горсточкой пепла. Глухо ударился оземь ком расплавленного железа. Внутри же… пепел и дым.

Дым и пепел.

- Никого, - сказал Радожский. И повторил, не смея поверить. – Никого… и… что теперь?

Ежи тоже хотел бы знать.

Очнулась Стася от громкого урчания и нечеловеческой тяжести. Сперва ей показалось даже, что она не успела уйти, что крыша рухнула или даже не только крыша, но и стены, иначе почему Стасе тяжело дышать? Но открыв глаза, она увидела знакомую черную морду.

Даже не удивилась.

- Ты… так скоро раздавишь, - сказала она Бесу. Тот же, слегка приподнялся, выгнул спину и потоптался на груди, чтобы вновь улечься.

А Стася…

Стася не возражала.

Мерный рокот, который Бес искренне полагал мурлыканьем, успокаивал. И вообще… вообще, конечно, следовало бы подняться, хотя бы для того, чтобы не лежать на мокром, а заодно уж осмотреться, понять, куда попала, но… сил не осталось.

Совсем.

А Бес вот мурлыкал.

- Надо позвать кого, - раздалось над головой знакомое.

- Оставим вопрос, как. Зададим другой. Кого? – а этот голос, чуть хриплый, принадлежал Горыне.

- Не знаю.

- И я не знаю. Или думаешь, я в том сарае случайно оказалась? Тут… позовешь не того, то и… - Горыня вздохнула. – Они ведь не просто так… маг точно имеется, а еще из служилых кто-то, если не из бояр, кто все это непотребство прикрывает.

Горыня замолчала.

И Баська тоже.

А Маланька песенку запела, какую-то простенькую, но песенка эта, переплетаясь с рокотом Беса, не столько убаюкивала, сколько помогала… собраться? Точно, как если бы Стася разбилась на кусочки, а потом эти вот кусочки вместе соединились.

Хорошее сравнение.

Правильное.

Она кивнула себе же и все-таки открыла глаза.

- Живая, - сказала Горыня.

- А то… она же ж ведьма, - не без гордости произнесла Баська, будто эта вот Стасина ведьмачесть была личною её заслугой. – Госпожа ведьма…

- Пить, - попросила Стася, понимая, что отлежаться ей уже не позволят.

Ее подхватили.

Усадили.

Напоили.

Воду, правда, брали с озера, и оставалось лишь надеяться, что Стасин желудок эту самую воду примет правильно. Бес устроился рядом. А по другую сторону под Стасину руку нырнул рыжий Зверь. И глянул на Беса, мол, я тоже могу.

Бес отвернулся.

Не больно-то надо.

- Мы… где? – поинтересовалась Стася, обнимая обеих котов, которые, как ни странно, возражать не стали.