А коньячку я в тот вечер всё-таки выпил. Под тост: «С почином!», я опрокинул рюмку и сразу завалился спать.

Пробуждение оказалось не из легких. Меня кто-то настойчиво тряс за плечо. Спросонок, ещё толком не разлепив глаза, я пообещал будившему, что разобью ему в кровь всю морду, если он не перестанет меня взбалтывать. В ответ мне бесцеремонно плеснули в лицо водой из фляги. Я проснулся окончательно. Надо мной стоял сотник Соколов.

— Беда, командир! — покусывая губы от волнения, сказал Максим. — Только что прискакал гонец от разведчиков. На Бахчисарай с севера идет огромная орда. По предварительным прикидкам, от сорока до шестидесяти тысяч человек!

— Значит вчера кто-то из жителей города сумел вырваться и привел подмогу! — сказал я, отбирая у сотника флягу и выливая из неё остатки воды себе на голову. — Боевая тревога! Всем офицерам собраться у меня через пять минут! Не забудь привести разведчика!

Соколов пулей выскочил из палатки. Через несколько секунд снаружи донеслись слова команд и трели командирских свистков. Я, покряхтывая от боли в не отдохнувших мышцах, натянул китель и легкие уланские доспехи. Застегивая под подбородком ремешок шлема, вышел на воздух. Снаружи было абсолютно темно. Луна уже ушла, а до рассвета оставалось часа полтора.

В этих условиях полк был собран и построен в рекордные сроки. Уже через три минуты офицеры, проверив своих людей, стали подходить ко мне. Мои глаза уже немного привыкли к слабому свету звезд и я всмотрелся в лица своих подчиненных. Все были спокойны, никакого волнения. Молодцы, ребята!

Соколов привел разведчика — немолодого кряжистого урядника. Я сразу вспомнил этого дядьку. Он начинал служить рядовым, во 2-м Драгунском полку. От такого бойца вряд ли будет исходить ложная информация.

— Докладывай, Савелий! — приказал я, вспомнив имя урядника.

Улан коротко, но точно рассказал, что его разъезд наткнулся на крупные силы татар. Случилось это на закате, километрах в пятнадцати отсюда. До самой темноты разведчики следили за ордой, уточняя численность и намерения. По всем наблюдениям выходило, что идут татары именно по нашу душу. Оставив своих бойцов вести дальнейшее сопровождение противника, урядник поскакал к полку.

— Отлично, Савелий! Хорошо поработал! — похвалил я разведчика. — Передохни чуток и возвращайся к своим! Глаз с орды не спускать! Да, захвати с собой побольше воды, день будет жарким!

— Всем понятна серьезность угрозы, господа? — повернулся я к офицерам. — У нас в строю осталось девятьсот человек. Ещё три-четыре тысячи могут выставить бывшие рабы. Силы явно неравны! А ведь нам нужно прикрыть тридцать-сорок тысяч освобожденных. Какие будут предложения? Начнем с самого младшего — подхорунжий Воробьев, говори!

— Выйти навстречу и атаковать! — воскликнул безусый подхорунжий, бросив руку на эфес сабли. Ещё несколько молодых офицеров, командиров эскадронов, сказали, лязгая оружием, что согласны с Воробьевым.

— Орлы, орлы! — усмехнувшись, сказал я, похлопывая ребят по плечам. — Что скажет бог войны?

— Нужно занять глухую оборону и вызвать подкрепление! — высказался рослый сотник, командир артиллерийского дивизиона. — Боеприпасов и продовольствия достаточно, а от Грозного сюда всего один переход.

Его подчиненные, командиры батарей, покивали головами, соглашаясь со старшим. Правильно, основательные пушкари и должны были предпочесть позиционный вариант. Я выжидательно посмотрел на двоих оставшихся — Соколова и Торопца. Они переглянулись.

— Надо вставать в оборону и вызывать поддержку с воздуха, — сказал Максим. Торопец кивнул. — С двумя турболетами тут и делать нечего!

— Интересная идея! — ответил я. — Так как все высказались, перехожу ко второй части совещания. Отвечаю всем по порядку. Атаковать многотысячную орду — предложение смелое, но безрассудное до глупости! Насколько бы мы их не превосходили качественно, но численное преимущество, есть численное преимущество. Мы будем растерзаны в считанные минуты!

— А я слышал, что пять лет назад, под Москвой вы разбили такую же по численности орду! — смущенный моей суровой отповедью сказал Воробьев.

— Так и войск у меня было почти тридцать тысяч, да и пушек полсотни! — ответил я. — Продолжим… Сесть в оборону — дело хорошее, но вы забыли, что сейчас все войска, способные прийти нам на помощь — в разгоне! Оставшаяся в Грозном пара тысяч человек нам не поможет. Только оголит укрепления города! Да и обороняться здесь не очень удобно. Собственных укреплений у ханской столицы не водится, а построить свои мы просто не успеваем! Далее, вызвать воздушную поддержку можно, вот только ближайший к турболетам пилоты — я и ты, Максим. Остальные умельцы находятся в десантных батальонах и абордажных командах флота. Другие предложения будут?

— Никак нет! — понуро ответили сраженные моими доводами офицеры.

— Тогда слушайте приказ! — начал я, внимательно глядя на подчиненных. — Мы немедленно начнем эвакуацию освобожденных в Грозный. Прикрывать их пойдет сотник Соколов! Да-да, Максим, не надо зыркать на меня глазами! Обеспечишь безопасность перехода этим людям! Такую ответственную задачу я могу доверить только тебе! Возьмешь один эскадрон. А по прибытии в Грозный, возьмешь турболет и вылетишь к нам на помощь! Но только после того, как последний человек зайдет за внешние укрепления города! Понял меня, Максим, не раньше!

— Так точно! — еле сдерживаясь, чтобы не начать при всех перечить командиру, отчеканил Соколов. — Разрешите выполнять?

— Действуй! Возьми эскадрон Воробьева!

— Господин воевода! Да как же так? Вы на врага, а я в тыл? — чуть не плача завел Воробьев.

— Не понял, подхорунжий! Ты, что, со мной пререкаться вздумал? — искусно имитируя гнев, рявкнул я на парня. — Немедленно выполнять приказ!!!

Соколов с Воробьевым, ссутулившись, чуть ли не бегом припустили к своим людям. На востоке показалась розовая полоска зари. Звезды начали бледнеть. Ещё час и станет совсем светло. Но за это время нам нужно сделать очень много.

— А нам предстоит прикрыть эвакуацию, — повернулся я к оставшимся офицерам, оторвав взгляд от неба. — И поступим мы так…

Полдня мы пятимся по выжженной солнцем, пыльной степи. За нашей спиной тянутся в сторону Грозного многотысячные колонны беженцев. Среди освобожденных оказались не только наши соотечественники. Много поляков, сербов, болгар, армян. Почти нет стариков и детей. Зато больше половины — молодые женщины. Хватает там и крепких мужчин, горящих желанием схлестнуться с врагом. Но у меня нет для них оружия, а ставить в строй безоружных я не хочу.

Почти четыре тысячи бывших рабов составляют сейчас пешую часть моего отряда. Первоначально я выстроил их в две четырехшеренговые линии, с длиной по фронту пятьсот метров. По два эскадрона улан встали на флангах. Остальные уланы составили резерв под моим личным командованием. Все двенадцать наших орудий были развернуты в одну линию, перед пехотой.