– Нет, – бесцветно проговорили губы. – Больше ничего.

Но странное выражение, мелькнувшее на лице девушки, все же заставило Олега, уже собравшегося подняться, повременить.

– Не завтра, так послезавтра Вербицкий собирается устроить суд, – сообщил он. – И над тобой, и над Мамаевым. Тебе нужно продумать свою защиту. Если хочешь, давай вместе подумаем…

– А что тут думать! – вскинула Галя голову. – Мое слово против слова Коры. Буду упирать на то, что врет – или ошибается – она. Неразрешимые сомнения толкуются в пользу подсудимого – разве не так? Презумпция невиновности и все такое… Ну, скажи, ты же юрист!

– Ну да, – кивнул он. – In dubio pro гео, как говорили в Древнем Риме. «В случае сомнения – в пользу обвиняемого». Теоретически так оно и есть…

– Теоретически? – нахмурила брови Измайлова.

– Понимаешь… Мамаев, скорее всего, тоже станет ссылаться на то, что Кора врет – о том, что никто не пользовался регенерационным аппаратом. Там внешне почти один в один ситуация с твоей: у него на руках рубцы от струны. Сам он говорит, что это от веревочной лестницы, которую он использовал, отмывая коридор. И лестница такая в самом деле существует. Но больше ни у кого таких следов на руках нет. Сами по себе они исчезнуть не могли – горло жертв почти разрезано, с ладонями убийцы должно было произойти что-то подобное – разве что он бы действовал в плотных перчатках, но это не наш случай. Убийца мог скрыть рубцы, воспользовавшись регенерационным аппаратом медотсека, но Кора утверждает, что его не включали. Все, что может в этой ситуации Мамаев, – твердить, что она врет. Но, судя по настроению народа, не думаю, что этот вариант у него прокатит. А если не прокатит у него – не прокатит и у тебя. Иначе это уже будет выглядеть как произвол.

– Это в любом случае будет произвол, – буркнула Галя. – На каком основании кто-то вообще берется меня судить?

– На основании права общества на защиту от преступников.

– Преступников?! – воскликнула Измайлова. – То есть я – преступница и поэтому меня судят? Получается, вы меня уже приговорили? До всякого суда?

– Нет, – замотал головой Олег. – Преступником тебя может признать только суд. Но ты под подозрением. Ты – подозреваемая.

– Тогда докажите мою вину! – хмуро бросила она. – И вину Мамаева заодно, раз уж все здесь так завязано одно с другим! А не сможете – идите лесом! Я никого не убивала!

– Я тебе верю, – неожиданно для самого себя проговорил Олег.

– Правда? – осеклась девушка.

– Правда…

Вот только означала эта правда, что они, по образному выражению Инны, выпрыгнули из самолета без парашюта. И неизбежно разобьются. Все. Стыдно признаться, но будь его воля, Олег, наверное, предпочел бы, чтобы Галя оказалась виновной, и с судом над ней и Мамаевым все их проблемы так или иначе завершились бы. Однако он действительно верил ей. Может, и не хотел – но верил. Вот только посмеют ли поверить другие – понимая, что это для них для всех означает?

– Тогда… Тогда помоги мне! Пожалуйста! – прошептала девушка, хватаясь за его руку и едва не опрокинув при этом чашку с изумрудным напитком – цвет ужина на «Ковчеге» был зеленый. Ее тонкие пальцы с острыми ноготками больно впились в кожу, но вырваться Олег не попытался. – Сделай что-нибудь!

– Я… Я постараюсь, – вынужден был пробормотать он, совершенно не представляя, как собирается выполнять это обещание.

«Ковчег», день четвертый

– Кора, у вас найдется пара минут, чтобы мы могли побеседовать? – спросил Олег, отставляя тарелку с недоеденной голубой кашей.

– Светские беседы – не мой конек, – любезно улыбнулась хозяйка «Ковчега». – Но на вопросы постараюсь ответить.

– Тогда скажите: кто вы? – краем глаза юноша заметил, что Вербицкий и Инна прервали трапезу и, развернув кресла – девушка полностью, капитан – в полоборота, прислушиваются к разговору. Тёмы в рубке не было – он сегодня завтракал в комнате отдыха. Почему – Олег не знал, но, как видно, с ведома Андрея.

– Я – корабль, – развела руками Кора.

– Нет, – покачал головой Олег. – Корабль – это палубы, стены, двигатели, шлюз… Мне кажется, я не с ними разговариваю.

– Человек – это кожа, кости, сердце, желудок, – заметила его собеседница. – С чем из названного сейчас разговариваю я?

– Человек – это в первую очередь его разум, – покачал головой юноша. – Некоторые еще скажут – душа. Про душу пытать не стану, но ответьте тогда: вы разумны? Наделены разумом?

– Мне уже трижды задавали этот вопрос за последние дни, – сообщила Кора. – Даже забавно, что всех вас интересует именно он. Видишь ли, само понятие «разум» – это всего лишь фикция, придуманная вами для того, чтобы скрыть вопиющее собственное непонимание устройства Вселенной. Скрыть в первую очередь, от самих же себя. Кроме Земли, нигде его в таком виде не фетишизируют и не возносят на пьедестал. Поэтому ответ зависит исключительно от вашего отношения. Сочтете меня достойной этого высокого звания – значит, буду разумной, откажете мне в этой чести – что ж, так и останусь разумом обделенной – опять же исключительно в ваших глазах. Так что могу лишь дать несколько подсказок, каждая из которых – своего рода ответ или часть ответа. Я обладаю абстрактным мышлением. Я рациональна, хотя мне не чуждо и то, что вы назовете эмоциями – пусть они и разительно отличаются от ваших, человеческих. Я способна к познанию нового, к обучению. Моя память не безгранична, но ее объем значительно превышает аналогичный у человека.

– А свобода воли? – спросил Олег. – Свободой воли вы обладаете?

– Еще одна философская фикция, – усмехнулась Кора. – Что такое свобода воли? Вот ты начал этот разговор – вероятно, полагаешь, что начал по собственной воле, произвольно. Но так ли это на самом деле? Зависит ли от тебя твое ментальное состояние, сподвигнувшее тебя его начать? А если, допустим, зависит – подконтрольно ли то, предшествующее, что определило его? Или все же вызвано внешними причинами, полностью или частично? Рано или поздно – и скорее рано, чем поздно, – внешняя причина отыщется, ибо нельзя быть причиной самого себя. Ну и где здесь остается место для свободы? Ты расспрашиваешь обо мне, потому что девушка попросила тебя помочь ей выпутаться из сложной ситуации, в которую она попала. Не спорь – ты сам знаешь, что это так, – предостерегла она его жестом от попытки протеста. – Ну и сколько тут ее воли, а сколько твоей? И сколько в последней химии, биологии, банальной этики? Не такой простой вопрос, согласись. Вернемся ко мне. У меня есть цель: дать вам возможность завершить полет. Она задана мне изначально, это первопричина моего поведения. Дальше я действую сама – но опять же под влиянием внешних факторов. Свободна ли я в своих действиях? Полагаю, такой вопрос просто некорректен.

– Но означает ли это, что для достижения своей цели вы можете вводить нас в заблуждение по тому или иному вопросу? – спросил Олег о том, ради чего, собственно, и затеял весь разговор – понимая уже, впрочем, что собеседница его раскусила.