Иван Иванович Медведев, Мезень, Долгощелье

На медведя я хожу один. Никто не мешает, отвечаешь только за себя. И маху дашь, так не оконфузишься…

…Этой осенью двинулся я на самый север нашей Ярославской губернии – туда, где косолапых водится немало. Подхожу к овсяному полю, которое длиннющим клином вдавалось в лес. Дремучий такой лес, урманистый, как у нас говорят. Бреду его опушкой и вскоре же нахожу тропу, по которой медведи выходят пожировать на овсяное поле. На нем они блаженствуют. Наевшись, полеживают, от удовольствия покатываются.

Углубился я по медвежьей тропе в лес и вижу: речка течет тихая, смурная, с глубокими бочагами[11], сплошь заросшими кувшинками. А следы-то медвежьи в ее берег как раз и упираются.

Обрадовался я значительно: для засидки лучше, чем это, места не придумаешь! Тем паче что метрах в двадцати от медвежьей тропы береза растет могучая, в полтора обхвата. У ее подножия я и спрятался. Ружье зарядил пулями, затвор снял с предохранителя.

Солнышко между тем склонилось к закату, на дремоту меня потянуло. Не беда, думаю, если даже и засну. Все равно услышу, как медведь станет через речку перебираться.

Вдруг как плеснет в бочаге! Ага, идет, голубчик! Ну, е-мое! Но что за чудо такое – не «идет», а ползет, словно крокодил?!

Вот уж и к их овсу подобрался, жадно чавкает. Надо тут заметить, что овес-то тогда у нас хорош был.

Прицелился – и глазам своим не поверил: по овсу лезла не зверюга, а… рыбина. Здоровенная, длиной метра два, а толщиной с молочную флягу. Щука, значит.

Я малость в себя пришел и с ружьем наперевес приближаюсь к ней, а она как бросится… нет, не в бочаг, на меня! Злющая, щелкает челюстями похлеще волка. А я один-одинешенек, даже без собаки. Оторопь меня взяла…

Но что же делать? Не стрелять же в рыбину пулями, а и отпустить такую добычу жалко. Щучьи повадки, однако, я знаю.

Скинул сапоги-бродни, намотал на руку портянки, размахнулся и… Стукнул щуку так, что у нее из головы, как мне показалось, искры посыпались.

Не тут-то было – не угомонилась! Вцепилась в портянку мертвой хваткой и нещадно бьет меня хвостом. Все же я ее, окаянную, осилил, без воды она таки долго не продержалась, ослабела в конце концов. Для перестраховки огрел ее по башке батогом.

Тут уж, конечно, мне стало не до медведей. Развел костерок, напился чаю и уснул мертвым сном. Под утро, правда, мне приснилось, будто бы я скачу верхом на той щуке к речному плесу, а у нее вместо плавников мохнатые медвежьи лапы. Ну, не ё ли моё!

Проснулся в холодном поту и поспешил осмотреть свой не совсем обычный трофей. И что я увидел? Двухметровый скелет рыбины! За ночь, оказывается, щуку начисто оглодал какой-то зверь. Сперва, было, я проклинал медведя, но, осмотрев место пиршества, убедился, что это был не он, а матерющая лесная гостья – рысь!

Домой я тогда привез из лесу с полведра брусники. Только и всего. Раз на раз у охотников не приходится.

Николай Данилов, г. Ярославль

Ходили мы в августе за малиной к Шуй-озеру. Места там ягодные, не один год туда наведываемся, щелбаны (кузова) полные набираем. Компания-то у нас большая была: сестра Лидка со своим Колькой, их робята, Федька и Васька, да я. Пока к озеру шли, грибов насшибали, по сумке каждый. Колька посмеивался над нами:

– Как выносить будете, если малины еще щелбаны наберете?

Вот вышли на большую дорогу, а малинник-то как раз на другой стороне и начинается. Подходим – ягоды с веток красными гроздьями свисают, у нас аж слюнки потекли. Сумки с грибами на межинку поставили, набирушки достали и на горбыш малиновый стали подниматься.

Слышим вдруг: кустарник сверху затрещал. Кого, думаю, леший несет… А тут на прогалину медведь выкатился да и встал на задние лапы: весь коричневый, в кости широкий, шкура на солнышке вся лоснится, морда ягодами вымазана, как у малого ребенка. Мы прямо остолбенели, испугались, стали пятиться назад, на дорогу выскочили. Собака еще Колькина с нами была. Та вся ощетинилась, стоит на дороге, к нам жмется и вовсю лает. Мы тут тоже стали по пустым щелбанам стучать, такой грохот учинили!

А медведь на пригорке стоит да и в нашу сторону поглядывает. Тут нам еще страшнее стало, и побежали все к тропинке, в сторону дома. Бежим, оглядываемся. А сеструха-то моя, Лидка, бежит задом, никак от медведя отвернуться не может, так задом до самого леса и неслась, не отстала от нас. Вот потом, когда шли домой, и похохотали мы над ней!

Так и вернулись в тот раз без ягод, да еще и сумки с грибами у малинника оставили. Колька потом, через пару дней, ходил уже один за малиной, так сумки-то наши пустые домой принес. А мы с Лидкой да с робятами больше не осмелились идти к Шуй-озеру, медведя побоялись.

Рассказ Таисии Федоровны Прокопьевой записал Владимир Марков, Кенозеро, Плесецкий район Архангельской области

Накануне золотой свадьбы наших родителей, Лидии Михайловны и Василия Сергеевича, вспомнилась мне история, которая произошла 25 лет назад, когда у мамы с папой намечался серебряный юбилей.

Осень была ранняя, октябрь уже морозами ночными баловал. Папа-жених и говорит маме-невесте:

– Лидушка, головы не пожалею, а на свадебный стол рыбки красной добуду!

И стал он пропадать сутками на реке.

Наконец повезло. Вытащил одну сеть, а там – огромная семужина, и во вторую сеть рыбина чуть поменьше попалась. Радости рыбака не было предела.

Причалил он к берегу свою лодку, стал сетки полоскать. И тут до его ушей донесся звук мотора (рыбаки-самовольщики катер рыбинспектора узнавали на слух). Папка быстренько свой улов в густую траву-осоку перетащил. А сам, чтобы увести инспектора от этого места, бросился бежать. Да только далеко ли убежишь в тяжелых ватных штанах, фуфайке да сапогах-броднях по вязкому речному песку?

Инспектор, увидев на берегу брошенные сети и убегающего браконьера, попытался его догнать. Но папка мой от страха бежал быстрее. Тогда инспектор сделал точный выстрел из пистолета-ракетницы и попал беглецу в то самое место – пониже спины.

Ватные отцовские штаны задымились, как сырые дрова в костре. Отцу ничего не оставалось, как кинуться к реке и присесть в воду. Тут инспектор и нагнал его. Пока составлялся акт на изъятие сетей, отца занимала одна мысль: как бы уберечь от инспекторского глаза спрятанную рыбу, а не продолжающие тлеть штаны. И повезло ведь: страж реки не стал разыскивать улов, может быть, пожалел уже и так наказанного рыбака-неудачника. Забрав сети, укатил.