В. Генералов, г. Онега

Рыболовов сюда манила прекрасная природа, высокие берега, острова, плоты в запани, где можно было на донки половить лещей. Как приятно, расставив донки с приманкой и колокольчиками, сидеть и ждать, когда зазвонит колокольчик. Сразу же бежишь к нему с подсачком и вытаскиваешь леща. Плотов много, но места для установки донок приходится выбирать в окнах между плотами и с краю плотов, с обоновки, а то и специально устанавливать прицепной плот. Лещ почему-то больше предпочитает держаться с краю плотов, по чистой воде. Клюет лещ тогда, когда вода падает. А как только вода остановится, нужно донки вынимать, так как с поворотом воды на прибылую плоты смещаются и можно зацепить и оборвать донки.

В это время обычно рыболовы отдыхают, загорают, разжигают костры на берегу и готовят пищу, ну, конечно, и выпивают.

Как-то раз мне пришлось наблюдать интересный случай.

Трое друзей ловили леща, расставив донки с колокольчиками в один ряд по краю запани. Когда течение замедлилось и клев ослабел, они решили выпить и подзакусить.

Разговоры стали громче, шутки, анекдоты слышались вперемежку с матюгами. Была жаркая погода, и они, раздевшись, загорали. Одного из них сильно разморило, и он уснул. А двое его друзей решили подшутить над ним. Взяли его ботинок и, вынув из воды его донку, прицепили ботинок за крючок донки и опустили обратно в воду. Потом подергали за леску, чтоб зазвенел колокольчик, и сказали уснувшему товарищу:

– Вася, у тебя клюет вот на ту донку.

Вася, конечно же, сразу вскочил, схватил подсачек и стал вытаскивать донку. Ботинок создавал впечатление, будто попалась рыба. Вася, осторожно поднимая донку, готовился подсачком взять леща, но, увидев ботинок, сказал:

– Ни хрена себе, какой-то ботинок подцепился!

Он снял его с крючка и забросил подальше в реку. Друзья ошарашенно смотрели на него. Они никак не могли предугадать, что так получится. Но после того как они объяснили Васе, что неудачно подшутили над ним, было так много высказано в их адрес истинно русских выражений, в таком «коленкоре», какой может изобразить только русский.

А. Ф. Рекин, г. Архангельск

Мы люди мезенские. Мы люди поморские. А потому рыбки поесть страсть как любим… А потому каждый из нас со дня своего рождения – страстный рыбак. Нас хлебом не корми – дай порыбачить. Но рыбачить-то нам не очень-то и дозволяют… А запретный плод, сами знаете, – нет его слаще. Вот и сидят мезенские мужики у окошков домишек своих, на погоду поглядывают да рыбинспектора проклинают:

– А чтоб он сквозь землю, ирод проклятый, провалился!

Но ничего этакого с нашим иродом не случалось. Вот только выпить любил.

Ну, и запил однажды… И эта «добрая весть» тут же по всей округе разнеслась. Ну, наши мужики, времени зря не теряя, за снасти схватились – да на реку.

Утром после капитальной пьянки рыбинспектор вышел на берег и видит: на той стороне рыбаков видимо-невидимо. И стал он ногами топать да руками махать. Да только на него никто и внимания-то не обращает. Знают люди его натуру: если вчера рыбинспектор досыта вина попил, то сегодня он обязательно будет опохмеляться, не до них ему. И верно. Кричит рыбакам:

– Ужо я до вас доберусь! Сегодня-то еще опохмелюсь, а завтра на всех акты буду составлять…

На следующий день опять идет он на берег. А на противоположном берегу людей не убывает. Опять инспектор ногами топает, руками машет.

– Ладно ужо, сегодня-то я последний раз опохмелюсь, а завтра на всех акты составлю…

Времени вполне было достаточно для жаждущих. Топились в избах печи… Уха рыбацкая двойная… Уха рыбацкая тройная… Рыба жареная, вареная, пареная… А до чего ж хороши кулебяки!

Отвалившись от сытного стола, мужички устраивались на завалинке и гадали: когда же теперь инспектор вдругорядь неосторожную чарку примет да ударится в новый запой?..

Однажды в осеннюю пору трое наших рыбаков, любителей-браконьеров, проказили неводом по реке Кулой. Наловив рыбы, они пристали на участке «Баланиха». Дело было ночью. Развели мужички костер, сварили уху, поели, чайку попили и пошли в избушку отдохнуть. В избушке же, в потемках, наткнулись они на человека, который спал на нарах.

Один из рыбаков и стал будить его.

– Эй, милый человек, встал бы, поел бы свежей ухи да рыбки…

А спящим-то оказался рыбинспектор.

Рыбинспектор встал, ухи похлебал, рыбки поел, чайку попил и составил на всех троих рыбаков акт за нарушение правил рыболовства. Всем – по 25 рублей штрафа – в советские времена большие деньги.

– Иначе, – сказал, – ребятки, я не могу, ведь я при исполнении служебных обязанностей нахожусь…

…Давно ушел из жизни тот инспектор. Царствие ему небесное!

Хороший был человек.

А некогда был у нас участковый милиционер. И вот как-то загулял он с двумя рыбаками, любителями-браконьерами, на лоне природы на реке Кулой.

Так вот, пили, значит, пили, и первым свалился этот самый милиционер. А рыбаки, любители-браконьеры, продолжали пить. Пили, пили да и разодрались. Дрались, дрались, да и тоже уснули.

Был летний солнечный денечек. Спали, спали они, да и проснулись. И у всех троих головы болят. Послали они одного в деревню Сояна, благо она была недалеко, за водкой. Опохмеляться стали. За опохмельем рыбаки и рассказали милиционеру, что, когда он спал, они подрались…

А на следующий день, приехав в Долгощелье, участковый милиционер составил протокол на двух своих собутыльников. И полагался по тому протоколу арест за мелкое хулиганство, за драку то есть, когда он спал.

Делать нечего, пришлось мужичкам ехать в город Мезень, отбывать наказание за плохое поведение свое.

Но сами знаете, в советское время не так-то просто было человека заарестовать. Для этого требовалось еще решение судьи.

А в то время судьей у нас был Сосков. За мелкое хулиганство он так судил: потрясет в кармане монеты и вытащит на свет Божий одну из них. Если попадет монета в 15 копеек, то давал пятнадцать суток, если 10 копеек – то десять суток давал, а если в руку ему попадет 3 копейки, то, стало быть, твое наказание будет обозначено тремя сутками.

На этот раз судья тряс, тряс мелочь в кармане и вытащил… 2 копейки. Подумал, подумал и сказал:

– На двое суток и сажать-то не стоит. Повезло вам нынче, поезжайте домой.

Тоже хороший был человек, судья этот. Мы завсегда его добрым словом вспоминаем.