Ясно, что хитромудрый Одиссей принял за мыс Малею и остров Киферу кианейское устье Босфора — мыс Румели и мыс Анадолу.

Одиссей оказался в Чёрном море. Освободившись от сирокко, его корабли попали в область варненских ветров, дующих вдоль побережья Чёрного моря на восток. Во времена Одиссея корабли ходили по ветру, потому Одиссея понесло вдоль берега Чёрного моря, где в то время проживали хетты.

— Хельга, а кто такие хетты? — как всегда со своими глупыми вопросами влез Скальд.

— Хеттов вырезали твои предки и предки славян. Не перебивай меня…

Одиссей уже почувствовал, что попал в переделку, и потому стал жаловаться: «Сила Борея нас сбила с пути…» Он с пьяных глаз рассказал, что ограбил храм Аполлона, и боялся, что греки принесут его в жертву Посейдону, дядьке Аполлона, поэтому и начал плакаться.

Девять дней Одиссея бросало из стороны в сторону. Вначале его нёс Нот — южный ветер, потом подхватил западный Эвр, а под конец, возможно, и северный Борей. Вероятно, тогда тучи рассеялись, и Одиссей наконец определил, что ветер дует с севера. Наконец-то на Чёрном море корабли Одиссея прибило к берегу. Встретили греков лотофаги. Как пел мой друг-алкаш Гомер: «Зла лагофаги им не сделали; их с дружелюбною лаской встретив, им лотоса дали отведать они; но лишь только сладко-медвяного лотоса каждый отведал, мгновенно всё позабыл и, утратив желанье назад возвратиться, вдруг захотел в стране лотофагов остаться…»

— Что такое сладко-медвяный лотос? — как всегда, спросил Скальд.

— Да это напиток, которым опохмеляются индусские боги. У индусов называется сома. Ладно, после пещеры я попрошу у проводника, не сому, конечно, а что-нибудь попроще, попробуешь.

В борт «Чёрного орла» ударила мощная волна, всех облило, вода попала даже в рот Олегу, он закашлялся и прохрипел:

— Потом дорасскажу.

Изменив курс, «Чёрный орёл» вместо того, чтобы убегать от шторма, пошёл наперерез волнам. Грести стало ещё труднее — весла то и дело вырывались из воды. Волны били в борт, кружа и сбивая корабль с курса, перекатываясь через него. Воду теперь вычёрпывали беспрерывно. Тьма окружила их, но проводник уверенно показывал направление и они твёрдо держали курс. Скоро ветер немного утих, и внезапно, между двумя ударами вёсел, корабль прорвался сквозь завесу шторма и в прозрачном воздухе перед ними засияла вечерняя заря. Невдалеке среди покрытых пеной волн они увидели высокую полукруглую бухту, а подле неё — город, где мирно покачиваясь на волнах, стояли на якорях несколько боевых египетских галер.

Кормчий устало облокотился на руль и позвал Олега:

— Конунг, это действительно земля или наваждение?

— Держи курс, великий кормчий! А вы, просоленные морские волки, гребите!

Подчиняясь ударам меча о щит, устало склоняясь над вёслами, они вошли в бухту. Здесь было так тихо, что можно было расслышать голоса людей на берегу, ласковый шёпот пальм, и только где-то далеко позади ревел и бесновался шторм. Низкие чёрные облака затянули всё небо, не приближаясь, однако, ближе к бухте. В тихом ясном небе над Египтом одна за другой загорались звёзды…

Драккар вытащили на берег, и Олег дал команду отдыхать. Разожгли огромные костры, чтобы обсушиться и поджарить мясо.

— Халиб, расскажи, что это за райский уголок и бывал ли здесь Одиссей, — в темноту прокричал скальд. Он не дождался ответа.

— Засада! — мелькнуло в голове у Олега. Викинги, без команды, отскочили от костров и выстроились в «черепаху». На них никто не нападал.

Начало светать и Олег увидел, что под финиковыми пальмами оазиса Эль-Фахим стоят две тысячи вооруженных всадников, впереди на белом коне сидел всадник в тюрбане — весь в чёрном, с соколом на левом плече.

— Да это же наш проводник, Халиб, самодовольный, как мужской стриптиз. Хорошо он ночью над нами пошутил, эта помесь человека с ящерицей! Игорь, смотри, как он изменился, на человека стал похож, а не на трусливую ящерицу. Интересно, спросит, почему ночью у нас была тревога? — Олег, измученный штормом и бессонной ночью затараторил: — Халиб, Али обещал мне только двести воинов, зачем так много? И как у них получилось добраться в бухту раньше нас?

Халиб из уважения соскочил со скакуна, но посмотрел на Олега, как корабль пустыни смотрит на саксаул:

— Ливийские отряды ограбили караван с золотом, а охраняли его три тысячи воинов, в живых не осталось никого, ни стражи, ни погонщиков, никого… А появились раньше… Всё очень просто, боевые корабли халифата стояли недалеко, по приказу Али они примчались раньше нас.

Вышли они на вечерней заре и двигались всю ночь и первые утренние часы, пока песок не раскалился так, что кони начинали всхрапывать от обжигающего песка. Ночью пустыня выглядела ещё огромнее и страшнее; полосы белевшего в лунном свете песка чередовались с тенями, падавшими от барханов, и каждая такая тень, чёрная и глубокая, мнилась входом в подземное царство, где обитают жуткие демоны, джины, ифриты и прочая нечисть. Небосвод медленно вращался, звёзды равнодушно взирали на огромную змею из всадников, ползущую среди песчаных гор, и только тяжёлое дыхание людей, пофыркивание лошадей да шорох осыпавшегося песка нарушали тишину. Копыта лошадей вязли, передвигаться было трудно, но к середине шестой ночи почва стала твёрдой, каменистой, и колонна стала перемещаться веселее.

Как-то под утро Олег остановил колонну, подозвал к себе Халиба:

— Покажи мне жизнь пустыни, — попросил он.

— Лишь тот, кто найдет здесь жизнь, сможет разыскать то, что ищет.

Они пустились в путь по песку, освещённому луной.

«Вряд ли мне удастся это», — подумал Олег.

— Я совсем не знаю пустыни, вернее забыл пески; не смогу найти в пустыни жизнь.

Он хотел было обернуться к Халибу и сказать ему об этом, но передумал. Подъехали к огромным валунам. Казалось, что они небрежно разбросаны рукой огромного великана.

— Знаю, что в пустыне есть жизнь, но как найти её, не знаю, забыл я жизнь в пустыне. Вот жизнь в лесах, жизнь в пещере — помню, жизнь в горах и окиянах — тоже. Напомни, — попросил Олег.

— Жизнь притягивает жизнь, — непонятно изрёк Халиб.

— Как и в лесах, ещё заодно и схомячут, как только притянешь, — ухмыльнулся Олег, отпустил поводья, и конь его сам стал выбирать себе дорогу по пескам и камням. Халиб ехал следом. Так прошло несколько часов. Уже исчезли пески, исчезло всё, кроме валунов. В свете гигантской луны, отблескивавшей серебром, они были похожи на остатки древней, разрушенной крепости. Наконец конь Олега остановился.

— Я чувствую, здесь есть жизнь, вернее конь, — сказал он арабу. — Я забыл язык пустыни, зато мой конь помнит и знает язык пустыни.

Они спешились. Халиб хранил молчание. Поглядывая на камни, он медленно двигался вперёд. Потом вдруг остановился, осторожно нагнулся, засвистел с переливами что-то непонятное. В глазах Халиба — напряжённое выражение: он словно боролся с кем-то взглядом. Потом резко, так что Олег на шаг отступил назад, выпрямился и вскочил на ноги. Он держал за голову змею. Змея билась в пальцах Халиба, разрывая своим шипением безмятежное безмолвие пустыни, распустила свой капюшон. Это была кобра, чей укус убивает за считанные минуты.