Ранами она нашла не сразу. Та устроилась за одним из нескольких столов и разговаривала с каким-то фермером. При тусклом свете их расплывчатые силуэты напоминали рисунок на ковре, который видел слишком много солнца.

Фалу в два шага подошла к Ранами и взяла ее за руку. Если Ранами не сможет себя защитить, она сделает это за нее.

Ранами вздохнула и с раздражением в голосе спросила:

– Ты что, опять пытаешься сделать мне предложение? Если мы поссорились, это еще не значит, что я собираюсь от тебя уйти. Если решу уйти, то так и сделаю и ссоры затевать не буду.

– Нет… – У Фалу все слова, что она собиралась сказать, комом застряли в горле. Она сглотнула и попробовала снова: – Я хочу помочь. Я правда хочу помочь.

Ранами убрала мокрые волосы со щек Фалу. Ее прикосновения были такими нежными.

– Я знаю, – сказала она и сжала руку Фалу. – Скоро приступаем. Нам потребуется, чтобы кто-то отвлек их внимание.

Фалу специально закашлялась, чтобы скрыть подступившие к горлу слезы.

– Да, я их отвлеку. Так отвлеку, что вы сто ящиков сможете украсть.

Ранами рассмеялась, взяла Фалу за уши и наклонила к себе так, чтобы их глаза оказались на одном уровне.

– Так много не надо, любимая, всего десяток.

Где-то в Бескрайнем море

Детей я высадил на Унте, их встретила женщина из безосколочных. Она глянула на мою татуировку, и я заметил в ее взгляде не просто заинтересованность, а настоящее восхищение.

– Как ты это сделал? – спросила она. – Со сколькими тебе пришлось сразиться?

– С парой десятков, – лихо ответил я, с чем ее и оставил.

И только когда остров скрылся из виду, до меня дошло, что она могла мне поверить.

Через Хвост Обезьяны я и без умных камней проплыл быстро, как перышко в ручейке. И все мне давалось легко: я без особого труда ставил паруса, стравливал и поднимал якорь, когда мы заходили в порт. Мэфи пару раз подменял меня у парусов, но быстро уставал.

Когда один плывешь по морю, у тебя появляется много, может, даже очень много времени на то, чтобы все хорошенько обдумать.

Мэфи я нашел возле Головы Оленя, а это недалеко от Хвоста Обезьяны. В жизни не встречал таких зверушек, как он. Но он откуда-то взялся, значит где-то должны быть его сородичи. И что за существа способны выдыхать облака белого дыма?

Мэфи, похоже, не замечал, что я пребываю в задумчивом настроении.

Он нырял за борт всякий раз, когда я кивал в ответ на его «хорошо?» и «очень хорошо?». Кончилось тем, что я начал по вечерам усаживать его напротив себя и пытался научить новым словам. Все равно каким. Слово «хорошо» стало терять для меня всякий смысл. Но Мэфи, надо отдать ему должное, ловил рыбу лучше меня, и вскоре я хотя бы из-за этого порадовался, что взял его с собой.

Ночью он устраивался, свернувшись калачиком, рядом с моей головой, тыкался носом в шею и урчал, пока не засыпал.

Я продолжал высматривать черную лодку под синими парусами, но один день был похож на другой, и рутина постепенно окутывала меня, словно туман. Поэтому, когда я остановился в небольшой гавани и впервые услышал ту песню, это меня, мягко скажем, напугало.

Мэфи за время нашего плавания вырос до размеров кота, но был еще достаточно мелким, чтобы разъезжать у меня на загривке. Я заглянул в один трактир – посмотреть, нельзя ли купить у хозяина съестных припасов. В углу сидел музыкант и наигрывал какую-то мелодию, используя набор колокольчиков и закрепленный на ремне маленький барабан.

За стойкой хозяйничала женщина. Осанкой и манерой держаться она напомнила мне трактирщицу Данилу с Головы Оленя.

– Если у тебя найдется бочонок свежей воды, я бы не прочь его купить, – сказал я.

Женщина начала отворачиваться, и тогда я добавил:

– Ну и еще мешок риса не помешает.

– Это тебе обойдется в два серебряных.

– Два?

Деньги у меня были, просто мне нравилось торговаться и сбивать цену.

Мелодия подкрадывалась ко мне со спины, как ловкий воришка подкрадывается к кошельку у зеваки на поясе. Она просочилась ко мне в голову, и я сам не заметил, как начал притопывать в такт ногой. Привязчивый такой мотивчик.

– Ага, два, – сердито буркнула женщина. – Если бы ты жил не в пещере, то знал бы о Голове Оленя. Чем больше людей хотят купить рис, тем меньше его становится.

А потом я услышал свое имя. Дрожь пробежала у меня по спине, сердце замерло, а потом заколотилось, как рвущаяся на свободу дикая лошадь. Мое имя. В песне.

Мэфи радостно пискнул прямо мне в ухо и обвил хвостом мою шею. Он определенно знал больше слов, чем «хорошо» и «очень хорошо».

– Надо выбираться отсюда, – шепнул я Мэфи, а трактирщице сказал: – Хорошо, плачу два серебряных.

Я достал из кошелька монеты, правда нащупал его только со второго раза, и положил их на стойку:

– Вот, держи.

Трактирщица посмотрела на монеты, потом чуть повыше. Я почувствовал прохладный воздух на запястье и только потом понял: это из-за того, что сдвинулась повязка. И вот она, моя татуировка, во всей своей красе! Если бы я понимал, в чем моя выгода, давно бы ее свел.

– Йовис? – на всякий случай спросила трактирщица.

Когда пытаешься улизнуть от солдат Империи и людей Иоф Карн, плакаты с твоей физиономией уж точно не играют тебе на руку, а тут еще подкатили люди, которые думают, что я вроде как герой.

– Мне за это заплатили, я просто похитил тех детей, вот и все. Я спас всего троих.

Но объяснять все это трактирщице было бесполезно. Я мог открыть рот и выблевать на стойку с десяток лягушек, но она все равно смотрела бы на меня все с тем же треклятым благоговением.

Трактирщица взяла с пола мешок риса, бухнула его на стойку и сказала:

– Вот, держи.

И после этого придвинула ко мне мои монеты.

Мы начали привлекать внимание, этого еще не хватало.

Я сгреб монеты и повернулся к выходу.

Мелодия смолкла.

– Йовис… – сказала старая женщина справа от меня. Лампа у нее над головой покачнулась, и по ее измученному лицу поползли тени. – У меня внук, ему только-только исполнилось восемь лет.