Его взгляд остановился на шкатулке с Камнем. Он взывал к нему каждый раз, когда он приближался к нему, обвиняя его в пренебрежении своим долгом, но снова вмешались боги. Он уже собрался уходить, искать способ уничтожить его, но теперь не мог. Он не мог покинуть деревню, когда они переживали столь тяжелые времена. Даже с Беларманом. Но, казалось, всегда можно было найти оправдание. Всегда находилась веская причина, чтобы отложить то, что, как он подозревал, станет величайшим испытанием в его жизни. Почему боги так упорно пытаются запутать его?

Тренировки отменили, оставив Вулфрика размышлять о случившемся. Он бы предпочел отвлечься на то, чтобы ему приказывали и кричали, но делать это было некому. Остатки деревенского совета час за часом сидели взаперти в Большом зале, а командовал ими Белгар. Вульфрик сидел позади него, прислушиваясь к обсуждениям внутри, ожидая услышать что-то, что могло бы его затронуть.

Белгар и несколько пожилых, отставных воинов — вот и все, что осталось от совета. Учитывая кризис, в котором оказалась деревня, многие другие требовали, чтобы их голоса были услышаны. Все были напуганы. В зал были приглашены купцы и ремесленники — впервые для деревни. Чтобы пережить предстоящую зиму, все должны были объединиться. Вульфрик решил, что будет справедливо, если они выскажут свое мнение, учитывая дополнительную работу, которая от них потребуется. Вполне вероятно, что некоторые из их семей будут возведены в ранг воинской дружины, а их дети станут воинами. Было ясно, что для того, чтобы выжить, им придется многое изменить.

За долгие годы, проведенные в Большом зале за подслушиванием, Вулфрик узнал голоса всех членов совета. Однако сейчас он мог различить лишь одного или двух. Белгар вызвал в деревне чувство единства и солидарности, впустив остальных, — единственное позитивное чувство в Леондорфе. Он делал все возможное, чтобы все поверили, что смогут выжить, если будут действовать сообща, но Вулфрик задавался вопросом, не напрасны ли эти усилия. Увидев, как Донато вошел в Большой зал перед началом собрания, Вулфрику было трудно смириться. Будет ли Родульф следующим?

Больше всего Вульфрику было любопытно, что скажет Донато. Он давно обижался на воинов и, без сомнения, был бы рад их уничтожению, если бы не угроза, которую они представляли для его средств к существованию. Он, конечно, был далеко не благодарен за жертву и, вероятно, не знал, что кто-то подозревает, что именно его двуличность дала Расбруккерам повод для нападения. Вульфрик размышлял, стоит ли ему что-то сказать, но не знал достаточно, чтобы начать выдвигать обвинения.

Разговор шел о том, как лучше защитить деревню, а это, по мнению Вулфрика, выходило за рамки компетенции большинства мужчин в зале. Он подался вперед и сильнее прижался ухом к стене.

Мы не можем сделать из молодых людей воинов, просто назвав их так. Мы не можем посылать их в бой, не совершив паломничества". Голос принадлежал Белгару.

'Почему нет?' Голос Донато? Вульфрик не был уверен.

Раздался громкий вздох. Только те, кто прошел этот путь, смогут обрести благосклонность Джорундира на поле боя. Отсутствие таковой означает смерть и поражение, а значит, с таким же успехом мы могли бы вообще не иметь воинов". Снова голос Белгара, отягощенный разочарованием.

Чушь. В нескольких днях пути на юг почти никто не слышал ни о Джорундире, ни о других богах. Те, кто слышал о них, называют их старыми богами. Никто там не страдает от того, что забыл их на протяжении веков".

Боги могут не иметь силы для южан, но для нас они имеют силу, так или иначе. Если человек верит, что может победить, то часто так и происходит. И любой, кто столкнется с армией мальчишек, не прошедших путь, будет убежден, что он победит. С таким же успехом мы можем убить их сами".

Тогда ладно. Отправьте их в это чертово странствие. Пошлите их всех". Определенно, Донато.

'Никто из них не готов. Если мы отправим их сейчас, половина вернется. Может быть. Возможно, меньше.

'Лучше половина, чем ни одного, ты так не думаешь?'

'Разве ты не думаешь, что мы потеряли достаточно?' сказал Белгар.

'Мы потеряем все, если у нас не будет людей для защиты деревни'.

'Путь слишком труден. Сказать, что половина вернется, это оптимизм". Третий голос, один из старых членов совета.

'Есть другой вариант, — сказал Донато. 'У меня есть друзья на юге…'

'Это не вариант', - сказал Белгар, прервав голос.

Нам нужны вооруженные люди для защиты этой деревни, ее земель и стад", — сказал Донато. Если отправка подмастерьев раньше времени — единственный выход, то мы должны его принять".

Надолго воцарилось молчание.

Хорошо, — сказал Белгар. Мы пошлем их. Они еще не готовы, но мы их пошлем. Но это должно быть скоро, пока погода не ухудшилась. И нам придется отвечать перед богами за каждого, кто не вернется".

Донато был в восторге, когда выходил из Большого зала. До этого дня он никогда не был внутри, а теперь он говорил там, и его слушали. Этот опыт открыл целый мир возможностей. Он остановился и оглянулся на Большой зал. Через мгновение после того, как он вошел внутрь, мысль о роскошной жизни на юге потеряла свою привлекательность. Он увидел, что значит иметь власть над другими людьми, и захотел большего. На юге он был бы богатым аутсайдером, с удобствами, но не допущенным в залы власти. Он понимал, что на него всегда будут смотреть с оттенком презрения, присущим северным дикарям. Это было неплохое место, и деньги много значат, но здесь, на севере, он понял, что может быть гораздо больше. Богатство, которое он мог заработать, роскошь, которую он мог себе позволить. Настоящая власть, которую он нигде больше не найдет.

Через десяток лет новое поколение воинов будет стремиться занять свои места в деревенском совете, и они оттеснят его на задворки. Чтобы обеспечить себе долговременную власть, он должен был убедиться, что источником безопасности деревни является он, а не воины.

Донато не любил, чтобы на его руках была кровь. Досрочная отправка учеников в паломничество была так близка к этому, но он мог быть спокоен, думая, что они все равно отправятся, и если они достаточно хороши, то выживут. Те, кто не справится, были слабы, и их постигла неудача. На нем не лежало никакой ответственности.

Когда вернется лишь горстка, даже самые высокомерные из старых пердунов на совете согласятся, что у