Возможно, его встреча была преждевременной, но он хотел заложить основу к тому времени, когда ученики отправятся в свои паломничества. Времени было в обрез. Первый снег выпал рано, значит, зима не за горами, а когда она наступит, будет плохо. Через несколько недель дороги станут практически непроходимыми, и кто знал, каким будет положение дел следующей весной.

Южные солдаты гарантировали бы безопасность деревни, но позволить рурипатцам распространить свое влияние к северу от границ земель было неприемлемо для большинства жителей Нортленда, какими бы глупцами они ни были. Если бы они хотя бы попробовали то, что предлагалось к югу от границы, он знал, что они быстро изменят свое мнение. И без того сотни лет деревни Нортленда сопротивлялись южному влиянию, и это было предметом гордости. Имперцы несколько раз пересекали великую реку, но всегда были отбиты густыми лесами и воинами Нортленда. Эпосы были наполнены рассказами о тех давних сражениях. Донато полагал, что люди придут к этой идее, когда поймут, что альтернативой является смерть.

Рурипатийцы с жадностью смотрели на ресурсы к северу от реки, но по большей части, казалось, довольствовались торговлей. Несколько раз, когда они пытались пересечь реку, их постигала та же участь, что и их имперских предшественников. Донато знал, что его предложение может соблазнить их — плацдарм к северу от реки и доступ ко всем этим неиспользованным ресурсам. Однако ему нужно было быть осторожным. Южане были двуличны, и ему нужно было обставить свое предложение так, чтобы получить все, что он хотел. Барон Леондорфский был неплохим вариантом, или лорд Северных земель. Титулов было много, и Донато не был привередлив, лишь бы это делало его хозяином Леондорфа и его земель и переходило по наследству к его сыну и всем тем, кто придет после него. Он был рад подчиняться южным законам и преклонять колено перед кем придется. У жителей деревни не было другого выбора, кроме как поступить так же. Нет, если они хотят выжить.

Вулфрик огляделся по сторонам, радуясь, что видит такие же нервные лица, как и он сам. Кирх был небольшим, а учитывая, что там собрались все ученики, тесным. Он был зажат между Хейном и Аншелем, и это неудобство еще больше нервировало его. Этельман предпочитал проводить религиозные службы под открытым небом, под взглядом богов, когда позволяла погода. Однако секреты паломничества были доступны лишь тем, кто готовился к нему. В тусклом помещении было столько же нервного напряжения, сколько и людей.

Когда Этельман начал говорить, Вульфрик и остальные замолчали.

В идеальном мире, — сказал он, — мы не стали бы вести этот разговор еще несколько лет. Сегодня ночью вы будете бдеть, а завтра утром попытаетесь поднять меч. Те, кому это удастся, немедленно уйдут. Обычно мы проводим больше времени, обсуждая бдение и то, как вы должны себя вести, но после всего, что произошло, я хочу, чтобы вы отправились домой, наелись до отвала и постарались выспаться. Это самые важные вещи для вас сейчас. Чистота ума, чистота сердца, чистота духа. Это те чувства, с которыми вы должны вести себя до самого утра. Я думаю, они не требуют пояснений. Джорундир смотрит.

Прежде чем вы отправитесь домой, вам предстоит пройти короткую церемонию благословения, но она не займет много времени. Все, пожалуйста, закройте глаза".

Этельман продолжал говорить, но Вулфрик уже не мог понять, что он говорит. Он плотно зажмурил глаза, не желая делать ничего, что могло бы поставить под угрозу процесс. Он вслушивался в слова, Этельман произносил каждое из них медленно и тщательно. Вульфрик начал чувствовать головокружение и тошноту, и его стало беспокоить, что его может стошнить, и он стал выглядеть перед остальными напуганным тем, что его ждет впереди. Ему сразу же вспомнилось, как он дотронулся до странного на вид камня в комнате Этельмана в задней части кирхи. Ему показалось, что комната закружилась вокруг него. Этельман замолчал, и все исчезло так же быстро, как и началось, и Вулфрик почувствовал себя совершенно нормально.

Ты можешь открыть глаза, — сказал Этельман. Увидимся утром".

Вулфрик огляделся. Невозможно было сказать, испытал ли кто-нибудь еще то же, что и он, и он слишком боялся возможных последствий, если заговорит об этом. Он промолчал и вышел вслед за остальными, стараясь выкинуть из головы все тревоги.

Вульфрик выглянул в окно и вздохнул с досадой, что только начало темнеть. Паломничество обычно совершалось осенью, но сейчас была уже глубокая зима. Хороших дней больше не будет, погода будет только неуклонно ухудшаться. Он задумался, насколько сложнее будет путешествие в это время года. В Высоких Землях всегда лежал снег, и всегда было холодно, так что, возможно, все будет не так уж и плохо. Он был благодарен хотя бы за то, что тошнота не повторилась, у него было слишком много дел, чтобы думать об этом.

Ему было интересно, что ждет их на Высоких Землях. Были вещи, которые он мог предсказать, начиная с живых — белеков и волков — и заканчивая неживыми — водопады и холод, но Высокие Земли были отдаленными и мистическими, домом для богов и духов. Что еще может скрываться там? Драугар? Драконы?

Он решил, что сойдет с ума, если проведет там еще несколько часов. В эту ночь у него не было ни малейшего шанса отдохнуть. Он закрыл глаза и попытался думать о вещах, свойственных воинам: храбрости, мужестве, чести. Паломничество должно было стать демонстрацией этих качеств. Они отправились в путь в одиночку. Просить о помощи или требовать ее — значит потерпеть неудачу. Лучше умереть на Высоких Землях, чем искать помощи и позорить Джорундира. Вульфрику это казалось глупым. Сила группы превосходила силу отдельного человека — он подозревал, что все вместе они смогут пережить паломничество, — но отец говорил ему, что цепь сильна лишь настолько, насколько прочно ее самое слабое звено. Паломничество доказало, что каждое звено прочно, что воин в бою может без тени сомнения рассчитывать на человека, который находится по обе стороны от него.

Ему хотелось, чтобы Адалхаид была с ним. Она была единственной, кто мог утешить его в такие моменты, и это подчеркивало, как ужасно он по ней скучает. Однако это была глупая мысль. Даже если бы она была в деревне, ему не позволили бы провести бдение вместе с ней. От одной мысли о том, чтобы