Она поехала в ближайший городок. Купила крепкий мешок и банку рыбных консервов. Спряталась на пустыре за какими-то домами и стала ждать. Когда появилась первая кошка, она не смогла заставить себя сдвинуться с места. Со второй она усилием воли вспомнила то, что видела тогда на полу комнаты, вспомнила Джоанну. Кот пошел к ней легко. Она сразу срезала с него ошейник, чтобы не успеть прочесть имя.

Мел знала, как надо обращаться с котами. Она схватила его за загривок сзади, и он застыл, вытянув вперед все четыре лапы и источая шипение и ненависть. Но сопротивляться не перестал – все же сумел достать ее когтями одной лапы так, что она тоже зашипела от боли. Однако руки не разжала, а, сцепив зубы, сунула добычу в мешок и крепко-накрепко его завязала.

Завернутый в холстину кот изгибался дугой и выл. Катался по дну лодки.

Обезьяны были зверями редкими и дорогими. Закон шел на уступку – вместо них дозволялось использовать кошек.

Мел взяла в руки мешок. Тяжелый – внутри был не только кот, но и большой камень. Кот выл, орал и даже просунул между завязками одну лапу; от их возни лодка закачалась. Снизу почувствовались толчки. Мел начала плакать.

В отчаянной борьбе запихивая кота обратно в мешок, она увидела его глаза, полные ужаса и ярости. Но вот завязки затянулись снова. Когти впились в нее через ткань.

– О господи, – прошептала Мел. Она держала мешок на вытянутых руках.

Может, все дело было в нахлынувшей вони, а может, в том, что взволновалась вода. Спрятанный в сумке кот взвыл и забился так, что лодка закачалась еще сильнее.

– Видишь? – сказала Мел. – Посмотри. Ты видишь?

И сама поглядела вниз. Была глубокая ночь, но, несмотря на это и на черноту воды, она была убеждена, что видит, как еще более черный предмет поднимается из глубины к поверхности.

Мел завизжала. Кот тоже. Мешок полетел вниз.

Бултыхнулся с громким «бульк», как булыжник в колодец, озеро проглотило его, кошачий вопль оборвался. Снизу пошли пузыри.

Лодка колыхалась на тихой воде. Поскуливая на каждом выдохе, Мел чуть-чуть склонилась над бортом и глянула вниз. Напрягая глаза, она старалась различить уходящее в глубину бледное пятно мешковины. Но то ли мешок был не таким светлым, как ей казалось, то ли слишком быстро падал, или сразу окунулся в грязь, а может, что-то и впрямь затянуло его в себя, только она ничего не увидела.

Мел рано уходит с работы. На носу весна, в пабах полно народу. Новые коллеги пригласили ее выпить – поверенный звал ее назад, но она отказалась и теперь работает в маленьком издательстве. Она улыбается, колеблется и соглашается, но не остается с ними надолго. Они милые. Особенно две, к тому же кое-кто из них уже флиртовал с ней. В их компании Мел чувствует себя лучше.

Она гребла к берегу и плакала, в ту последнюю ночь на озере. Без кота ей стало совсем одиноко. Мысли о последних мгновениях его жизни она старательно гнала прочь. Как и о последних мгновениях Джоанны.

Ветер стих, озеро тоже стихло. Не было больше ни толчков, ни бурления воды под днищем. «Вот и правильно, – думала она. – Не надо обращать на меня внимание». Вернув лодку на место, Мел пошла назад, к машине, упала на сиденье и уснула прямо там, у дороги. Она боялась этого, боялась заплутать в темноте, заснуть за рулем и проснуться в машине, бешено несущейся навстречу чему-то, но усталость оказалась сильнее.

Она открыла глаза внезапно, как будто от толчка, но когда сердце перестало частить, она даже удивилась тому, насколько ей полегчало. Во рту, конечно, пересохло – от солнца, сочившегося внутрь сквозь лобовое стекло, – побаливала голова, зато волнения как не бывало.

А теперь главная ее забота – никогда больше не вспоминать об этом.

Что, разумеется, совершенно невозможно. Иногда, во время сеансов психотерапии, что-нибудь да вырвется у нее наружу. Хотя никакая это не терапия, напоминает она себе, просто надо же ей поговорить с кем-то, избыть свою боль от потери Джо. Иногда она даже специально рассказывает психотерапевту что-нибудь из случившегося – так, самую малость, совсем чуть-чуть. Намекает, что видела что-то необыкновенное. Но не называет вещи своими именами, а пользуется своего рода шифром. Говорит обтекаемыми фразами, придумывает метафоры, а энергичная добрая тетка-писхотерапевт считает, что пациентка делится с ней своими экзистенциальными страхами.

Мел чувствует себя то лучше, то хуже, то снова лучше. Рождество выдалось тяжелым. Она послала родителям Джоанны письмо, те не ответили. «Какая жестокость, – подумала она, – ненормальная просто». Два дня она провела у отца, которого напугала тем, что напилась допьяна, шарахалась от своей тени и много плакала. Во сне она снова видела расплывчатый темный силуэт и мартышку, вырезанную на полуистлевшей деревяшке.

Но и кошмарам рано или поздно приходит конец. Иногда они еще ей снятся, но ведь это только сны. В конце концов, она принесла искупительную жертву.

Целый день Мел просиживает за компьютером, гоняя по экрану шаблоны. Она живет тихо, боится привлечь к себе лишний взгляд, но жизнь продолжается, и вокруг нее большой город.

Разве она могла остаться прежней Мел? Нет, но как бы ни изменило ее случившееся, как бы ни опустошило оно ее существование, лишив его смысла, и как бы ни переживала она потерю Джо, самым трудным оказалось не это – труднее всего было жить с этим страшным знанием изо дня в день. Миг, когда человек видит то, что не предназначено для его глаз, превращает его в соляной столб. Проходят недели, а оно еще стоит перед глазами, оно еще там, внутри, рядом с мыслями о цене билета на автобус и прочей ерунде – а как иначе, без них ведь нельзя. Мел сама с трудом в это верит, но она вернулась, и жизнь для нее продолжается.

Она ходит на работу и иногда даже думает о чем-нибудь еще, кроме озера. Две недели назад психотерапевт говорила ей что-то о счетах и сроках, о том, что от правды нельзя отворачиваться, короче, несла какую-то благонамеренную и абсолютно неуместную чушь, но Мел все же почувствовала себя лучше.

На город спускается темнота и приятная прохлада. В угловом магазине Мел покупает готовый рис для микроволновки. Идет мимо прачечной и церкви, спускается в свою полуподвальную квартиру, читая сообщение на телефоне. Дома она сразу зажигает весь свет и принимает душ под музыку: у нее специальный радиоприемник, он приклеивается к кафелю. Выйдя из душа, она не выключает его.

Мел звонит отцу и болтает с ним, разогревая ужин, а сама одним ухом прислушивается к бормотанию радио и урчанию грузовиков и легковушек, которые едут по улице на уровне ее головы. Он старательно подбирает слова, она слушает, отвечает на его вопросы. Посреди разговора музыка из ванной внезапно становится громче. Раздается глухой удар, от которого Мел болезненно вздрагивает, и тут же наступает тишина.

– Ой, – говорит она. – Нет, со мной все в порядке, просто упало что-то. Можно, я потом перезвоню?

Радио соскользнуло со стены. На полу душевой лежат его обломки.