Лучи пронизывали пакет, и желтые тени дрожали у Йоны на лбу. Внутри сумки виднелись бурые пятна. Кровь. Комиссар был уверен: это кровь.

— Кровавые пятна, — сказал Йона. — Их и учуяла собака, их запах смешался с запахом лося. Вот почему она не знала, как реагировать.

Йона еще раз повернул тяжелый прохладный пакет. Сумка мягко покачнулась, и воронкой закружилась грязная вода.

Йона стоял перед запертыми воротами полицейского гаража в большом промышленном районе Сундсвалля. Он хотел поговорить с криминалистами и взглянуть на сумку из водохранилища, но ни по мобильному, ни по внутреннему телефону никто не отвечал. Строение за высокой оградой казалось заброшенным, парковка была пустой, двери — закрыты.

Йона сел в машину и поехал на Стургатан, в полицейский участок, где служил Гуннарссон. Там он столкнулся с Соньей Раск. Сонья была в гражданском, с влажными после душа волосами и слегка подкрашена. Вид у нее был веселый.

— Привет, — сказал Йона. — Гуннарссон у себя?

— Да плюнь ты на него. — Сонья скорчила гримасу. — Он, видишь ли, перетревожился — решил, что ты претендуешь на его кресло.

— Я просто наблюдатель.

В темных глазах Соньи появился теплый блеск.

— Я слышала, ты влез прямо в реку, плавал на дно, к машине?

— Надо было просто посмотреть, что там, — улыбнулся комиссар.

Сонья рассмеялась, похлопала его по руке и, смутившись почему-то, заспешила вниз по лестнице.

Йона стал подниматься дальше. Радио, как обычно, помещалось в комнате отдыха, она же кухня. Кто-то монотонно говорил по телефону; через двойные стеклянные двери Йона увидел с десяток человек, собравшихся за столом для заседаний.

Гуннарссон сидел в торце стола. Йона шагнул к двери. Женщина у стола встретилась с ним взглядом, покачала головой, но Йона все равно нажал на ручку и вошел.

— Какого черта, — буркнул Гуннарссон, увидев комиссара.

— Мне надо взглянуть на сумку Викки Беннет, — сухо сказал Йона.

— У нас совещание. — Тон Гуннарссона ясно давал понять: разговор окончен. Гуннарссон опустил взгляд к бумагам на столе.

— Все у криминалистов, на Бергсгатан, — смущенно пояснил Рольф.

— На Бергсгатан никого нет.

— Иди к черту, — огрызнулся Гуннарссон, — предварительное следствие закрыто. А эти, из служебного расследования, наверняка ждут не дождутся позавтракать с тобой.

Йона кивнул и покинул полицейский участок. Сел в машину, немного посидел неподвижно и только потом двинулся по направлению к больнице. Он рассчитывал сузить круг, определить, что на самом деле беспокоит его в бригиттагорденских убийствах.

Викки Беннет, думал он. Милая девочка, которая, может статься, не так уж мила. Викки Беннет изрезала лица матери и сына разбитой бутылкой.

Оба чудовищно пострадали, но не обратились ни к врачам, ни в полицию.

До того как Викки утонула, ее подозревали в двух особо жестоких убийствах.

Все указывает на то, что она подготовилась к преступлению в Бригиттагордене, дождалась ночи, убила Элисабет молотком, забрала у нее ключи, вернулась в дом, отперла изолятор и убила Миранду.

Нолен утверждает, что Миранду убили камнем. Странно.

Зачем Викки оставлять молоток у себя в комнате и брать вместо него камень?

Йона уже несколько раз спрашивал себя, не ошибся ли его старинный друг. Комиссар еще и по этой причине выжидал, не говоря ничего определенного. Пусть Нолен сам распишет в протоколе вскрытия свою теорию.

Другая странность — это что Викки после двух убийств уснула в своей постели.

Хольгер Яльмерт сказал, что наблюдения Йоны весьма интересны, но доказать их невозможно.

Но Йона своими глазами видел: кровь на простыне смазали или пытались стереть, а часом позже свежая кровь с рук Викки оставила след, когда девочка поменяла положение.

Если он не найдет свидетеля, то так и не получит ответа на свои вопросы.

Йона прочитал в журнале Бригиттагордена записи Элисабет Грим за пятницу, но ничто в них не предвещало страшных ночных событий.

Воспитанницы ничего не видели.

Никто не знал Викки Беннет достаточно хорошо.

Йона еще раньше решил, что необходимо поговорить с куратором Даниелем Гримом.

Попытка разговорить Грима имела смысл, хотя комиссару и не хотелось тревожить человека в таком горе. Но Грим казался единственным, кому девочки доверяют, так что если кто и мог понять хоть что-то в случившемся, то это, видимо, он.

Йона медленно достал телефон (плечо отозвалось болью) и набрал номер, вспоминая свой отъезд из Бригиттагордена. Какие усилия делал Даниель Грим, чтобы держаться перед девочками! Осознав же, что Элисабет убита, он стал сам на себя не похож от боли.

По словам врача, Грим пребывал в состоянии травматического стресса и это могло на некоторое время серьезно ухудшить его память.

— Психиатрическая клиника, Ребекка Стенбек, — ответил женский голос после пятого гудка.

— Я хотел бы поговорить с одним пациентом… Его зовут Даниель Грим.

— Одну минуту.

Йона услышал, как женщина щелкает клавишами. Потом она сказала:

— К сожалению, переводить звонки этому пациенту запрещено.

— Чье это решение?

— Лечащего врача, — холодно ответила женщина.

— Можете соединить меня с ним?

Что-то прозвенело, и снова поплыли гудки.

— Риммер.

— Меня зовут Йона Линна, я комиссар уголовной полиции. Мне очень важно поговорить с пациентом по имени Даниель Грим.

— Это исключено, — тут же ответил Риммер.

— Мы расследуем двойное убийство, и…

— Мои решения не обсуждаются. Никто не имеет права ставить под вопрос реабилитацию пациента.

— Я понимаю, что Грим в крайне тяжелом состоянии, но даю честное слово…

— Насколько я могу судить, — мягко перебил Карл Риммер, — насколько могу судить, пациент скоро пойдет на поправку, и вы сможете допросить его.

— Когда?

— Думаю, месяца через два.

— Но мне нужно провести у него буквально несколько минут уже сейчас, — настаивал Йона.

— Как его лечащий врач, я должен отказать вам. — По голосу Риммера было ясно, что он не передумает. — Он очень, очень взволнован после того, как с ним поговорил ваш коллега.

Флора бежала домой из «Дагливса», таща тяжелый пакет с продуктами. Небо уже потемнело, но фонари еще не зажглись. У Флоры сводило желудок при воспоминании о том, как она звонила в полицию, как ее разоблачили и как она потом сидела с пылающим от стыда лицом. Та женщина из полиции сказала, что за вранье по телефону штрафуют, но она, Флора, не успокоилась и позвонила еще раз, рассказать об орудии убийства. Сейчас она против собственной воли снова и снова прокручивала в уме тот второй разговор: