Я подозревала, что на протяжении многих лет за этой комнатой бережно и с любовью ухаживали и хранили память о ее обитательнице.

Подойдя к книжному шкафу, я встала на колени и принялась высматривать что-то похожее на кулинарную книгу. Если Матео не соврал о том, что искал ее, здесь должна была быть, по крайней мере, одна.

Но разве Матео вообще мог попасть в эту комнату? «Интересно, – подумала я, когда связка ключей в моем кармане впилась мне в бедро сквозь тонкую ткань. – Или это один из кусочков головоломки, которую Кэм уже сложил без моего ведома?»

Нахмурившись, я отодвигала толстые иллюстрированные книги по искусству и более тонкие, потрепанные книги по художественному мастерству в сторону, ища нужную мне. Я была убеждена, что у Кэма были идеи по поводу убийства, которыми он не делился со мной, несмотря на значительные усилия, которые я приложила, чтобы собрать для него сведения.

А еще я подвергала себя опасности. Что, несмотря на некоторое беспокойство, которое он проявил в своем вчерашнем сообщении, судя по всему, все же не произвело на него особого впечатления.

Я просмотрела весь книжный шкаф, но не обнаружила ни одной кулинарной книги, что заставило меня усомниться в правдивости отговорки Матео о том, будто он уже был наверху в тот день, когда Наоми чуть не упала. К тому же я не помнила, чтобы он что-то держал в руках.

«Хотя, – напомнила я себе, – отсутствие книги не является неопровержимым доказательством того, что в тот день Матео лгал». В некоторых местах одна книга упала на другую, а значит, не исключено, что когда-то между ними находился еще один том. «Возможно, Матео вернулся в другое время и взял книгу, если она вообще когда-то стояла здесь».

Намереваясь подняться, в поисках поддержки я схватилась рукой за крышку книжного шкафа и поняла, что касаюсь не верхней части стеллажа, а скорее замшевой поверхности большого альбома для рисования на пружине. Я взяла находку и отнесла к деревянному стулу, стоявшему у стены.

Крайне заинтересовавшись тем, что обнаружила, я села и раскрыла альбом для рисования. Как и подозревала, когда-то он принадлежал Патриции Клю – ее изящная подпись красовалась на внутренней стороне обложки. Большинство набросков представляли собой простые этюды цветов или пейзажей, многие из которых походили на те, что можно было бы встретить в садах Эйркрофта. Только когда я дошла до середины альбома, проявился истинный талант художника.

Там я обнаружила множество портретов ребенка, в котором сразу же опознала Кэма. Некоторые из них были сделаны простым карандашом, а некоторые красками. Было невозможно не узнать эти рыжие волосы и разрез голубых глаз. Пока я листала страницы, младенец превратился в малыша – худощавый ребенок делал первые шаги, на его все еще пухлом личике читались страх и решимость. Я провела кончиками пальцев по поверхности плотной бумаги. Вложенная в рисунки любовь была видна невооруженным взглядом.

После серии рисунков маленького Кэма страницы оказались пусты. «Она умерла, – поняла я. – Умерла слишком молодой и оставила мальчика, которого явно очень любила».

Я смахнула слезы, повисшие на ресницах, вытерла влажные пальцы о брюки, а затем снова взяла альбом для рисования. Но когда я закрывала его, что-то выскользнуло из-под пустых страниц и спланировало на пол.

«Что это такое?» – спросила я себя, поднимая нечто похожее на еще один рисунок.

Эта работы была выполнена на более тонкой бумаге, чем страницы в альбоме, но без сомнения – автором была Патриция Клю. Положив находку поверх закрытой книги, я некоторое время ее рассматривала, и только спустя несколько минут поняла, на что именно смотрю.

Это был выполненный угольным карандашом портрет таинственной женщины с той фотографии, которую я обнаружила на чердаке. Только на этот раз она была старше, примерно среднего возраста. Но я точно знала – это она. Несмотря на морщины и другие признаки возраста на этой более поздней работе, на обоих портретах была изображена женщина с роскошными волосами, ниспадающими мягкими волнами, чувственными губами и уже знакомой проницательностью, светившейся в больших глазах.

– Кто же ты? – произнесла я вслух, фотографируя рисунок на мобильный телефон.

– Простите? – стоявшая в дверном проеме Лорен посмотрела на меня, приподняв темные брови. – Джейн, вам помочь?

– Нет-нет, все в порядке. – Я встала, одной рукой засовывая телефон в карман, а другой прижимая к груди альбом для рисования. – Кэм дал мне свои ключи, чтобы я кое-что поискала здесь.

– Я так и подумала. – Лорен пересекла комнату, стуча каблуками по деревянному полу. – Что вы искали?

– Книгу с рецептами, которую на днях упоминал Матео, – ответила я. – Кэм хотел знать, брал он ее или она все еще здесь.

– Книгу с рецептами? Странно, не припомню такую. – Лорен обвела взглядом комнату, а затем снова посмотрела на меня. – Вы что-нибудь нашли?

– Нет, но обнаружила кое-что другое. – Я протянула ей альбом для рисования, на котором лежал рисунок. – Не знаю, видела ли ты его раньше. Это один из альбомов, которые Патриция Клю использовала для своих рисунков.

– Я видела его. – Лорен опустила взгляд, странно заинтересовавшись носками туфель. – Когда только приехала сюда, Кэм заставил меня провести инвентаризацию студии.

– Значит, ты уже любовалась рисунками с изображением маленького Кэма? – уточнила я. – Прекрасные работы.

– Да, согласна с вами. – Лорен подняла голову, но сосредоточилась на окне за моей спиной. – Очень жаль, что Патриция умерла такой молодой. Она была очень талантливой и, как я слышала, по-настоящему милой.

– Огромное несчастье для Кэма. Насколько могу судить, она очень любила сына, – заметила я.

– И это тоже. – Лорен тряхнула головой, ее тугие черные кудри качнулись из стороны в сторону. – Но что это за рисунок сверху? Не помню, чтобы я его видела.

– Он был вложен в альбом. – Я передала Лорен рисунок. – Ты не знаешь, кто бы это мог быть?

– Понятия не имею. – Лорен внимательно разглядывала набросок, ее лоб прорезали морщинки. – Никогда не видела эту женщину ни на одной из семейных фотографий. Возможно, это кто-то из друзей Патриции?

– Тогда кто-то из старших друзей, – произнесла я. – На вид женщине за пятьдесят или даже за шестьдесят.

Лорен пожала плечами.

– Может, кто-то из ее родственников? Я правда не знаю. Поскольку рисунок сделан карандашом, она могла нарисовать его до того, как вышла замуж. Имею в виду, здесь необязательно должна быть связь с Эйркрофтом.

«Но все же она есть», – подумала я, признавая, что в словах Лорен был смысл. Если бы я не нашла снимок этой же женщины в гораздо более молодом возрасте в коробке с фотографиями, связанными с