Воистину, «Не делай добра — не получишь зла», и всякое благое намерение — лишь серый камень, один из многих, которыми вымощена Марина дорога в Навь.

4

Невзор настолько подчинил себе Глинкина, что тот даже говорить стал с кажущимися непривычно странными, старинными оборотами. Несколько раз ему заискивающе намекали: «У вас, Михаил Петрович, речь такая интересная стала, вы большой оригинал». На что Глинкин отмалчивался, а на людях стал надевать очки с дымчатыми стеклами, объясняя это «временными проблемами со зрением». Невзор запретил Глинкину рассказывать о нем даже Кваку и держал сознание магната под постоянным контролем, бодрствуя круглые сутки. Глинкину он поначалу также не давал спать, но вскоре, после нескольких бессонных суток, немолодой уже организм Михаила Петровича взбунтовался: стала пошаливать печень, «закололи» почки, повысилось давление, и Невзор, в своей извечной, злобной манере долго выражавший свое отношение ко всему людскому роду «слабаков», что называется, «со скрипом» согласился:

— Попусту время из жизни выкидывать — вот что такое твой сон, — ворчал Невзор, — да еще в самое наилучшее время, ночью!

— Я ж иначе помру, — оправдывался Глинкин, — кто вас тогда носить станет?

— Дерзлив ты! Не был бы так нужен, я б тебя замучил с большим удовольствием за такие речи, червяк.

— Да не лайтесь вы! — вдруг обозлился Глинкин. — Вы без меня просто воздухом с палкой были.

Он тотчас же сильно пожалел о том, что в гневных своих мыслях высказал колдуну. Вдоль позвоночника тело резанула нестерпимая боль, и Глинкин ничком упал на пол, закатив глаза так, что они и вовсе стали какие-то сплошь черные. Дышать ему опять сделалось невмоготу.

— Пощадите, прошу вас, — прохрипел магнат. — Мы с вами, как иголка с ниткой, друг без друга никуда, не убивайте меня…

— Худо-лихо! — ругнулся Невзор. — Ладно. Спи. Только недолго. Еще до солнышка, с петухами стану тебя будить. Учти, червяк.

— Я всё спросить хочу, можно? — вежливо, стараясь не реагировать на постоянные оскорбления, попросил Михаил Петрович.

— Валяй, — нехотя разрешил Невзор.

— Вот вы, прошу прощения, присоветовали, как вы изволили выразиться, снадобье нагреть. Было?

— Ну, — самодовольно ответил Невзор, — было. И дальше что?

— А почему было просто не разбить их или не взорвать, как я с самого начала предлагал?

— Рожденный ползать летать не может, — изрек Невзор неизвестно где подслушанную им цитату из Горького. — Уж кто-кто, а я в снадобьях разбираюсь получше тебя, потому что я ими не торговал, я их делал и ведаю, что ежели зелье, коему надлежит в холоде храниться, нагреть, то зелье это не токмо испортится, но и действие свое, наоборот, поменяет. Понял теперь?

— То есть вы хотите сказать, что лекарство испорчено? Прекрасно! Это же замечательно! Значит, Спивакову не пройти комиссию, и препарат не допустят в серийное производство?! Это — победа! — возбужденно выпалил Глинкин, но Невзор только презрительно хмыкнул в ответ.

— Я н-не прав? — сразу оробел Глинкин.

— Мелкий ты какой человечишка. И подлый. Столь же подлость твоя сильна, сколь и у помощника твоего премерзкого, Кваки (Невзор всегда называл Квака именно так: «Кваки»), Всё бы тебе мелко плавать, точно пескарю. «Комиссию не пройдет», — передразнил колдун магната, — так нет же, всё не то. Увидишь, чем вскорости затея моя обернется. Недолго уже терпеть осталось…

— Чем же? — затаив дыхание в предвкушении его ответа, спросил Глинкин.

— Мор великий будет, — с животным довольным урчанием ответил Невзор. — Велесу Чернобогу и Маре жертва достойная будет, перед концом мира и света белого пригодная. Смердеть будет воздух, отравлены реки, земля будет гнить от плоти людской.

— Как же это случится? Когда? — Глинкина охватил ужас. — А мы-то как же? Я, дети мои?! Неужто умрем?

— Уймись ты, — отмахнулся Невзор. — Умрут те, у кого золота не хватит, чтобы купить у тебя от мора смертного средство. Да ты еще и не всем продавать станешь, а только тем, на кого я тебе укажу. Нам в новый век много людишек тащить без надобности. Кто Шуйной дорогой идет, тот и спасется.

— А где же взять то средство?

— Во-от! Вот он, главный вопрос! И задал ты его потому, что давно тебе охота судьбой человечьей вертеть. Ведь давно не золото для тебя главное, так?

— Вообще-то, да, — признался Глинкин. — Деньги для меня — давно не главное.

— Потому мы и вместе, — засмеялся Невзор тем самым своим каркающим смехом. — Вставай да пошли в твою… как вы ее называете? Где ты снадобья делаешь, которые потом страдальцам втридорога продаешь.

— Я снадобья не делаю, мне это не к лицу, и я в этом ничего не понимаю, — признался Глинкин, — я лишь умею их продавать.

— Да-а, — протянул Невзор, — за двести лет, что я провел внутри дуба, всё тут переставилось с ног на голову. Кудесник и лекарь больше не в чести. Лавочник держит его на привязи, как собаку, и кидает кость, чтобы он не подох от голода, а тот возвращает лавочнику его подачку куском мяса.

— Основа любой экономики, — нашелся Глинкин, — сначала вложил грош, а взамен получил золотой.

— Вот и пора извести весь род людской под корень. — Левое полушарие мозга Глинкина заныло, что случалось всегда, когда Невзор раздражался. — Потому, что всё у вас неправильно. Вы все горбаты, как верблюды, а горбатого только могила распрямит.

Их разговор, традиционно представлявший собой немой обмен мыслями, происходил на территории одного из принадлежащих Глинкину фармацевтических заводов. Единый в двух лицах Глинкин-Невзор на внедорожнике без номеров подкатил к помещению исследовательского центра, который однажды был обещан Кваку в качестве тихой гавани и которым магнат очень гордился. Здесь работали неплохие специалисты, даже был кто-то из НИИСИ — того, старого, еще агабабовского, когда в жизни института наступил скверный период и люди увольнялись, отказываясь существовать на нищенскую зарплату. Выполняя распоряжения Невзора, Глинкин приказал собрать внутри экспериментальной лаборатории всех нужных ему людей. К лаборатории примыкал склад химических компонентов, таким образом всё, что понадобится для работы, было под рукой.

— Всем привет, — высокомерно поздоровался с персоналом барин Михаил Петрович, — необходимо, чтобы вы сделали для меня кое-что, в количестве… В количестве…

— В каком количестве? — спросил он у Невзора.

— Пусть для начала сделают на десять тысяч человек, — уклончиво ответил колдун. — Я буду тобой руководить, ты только ничего лишнего от себя не говори, а то вместо противоядия еще худший яд получится. Кощная отрава тогда у тебя выйдет. Кощный, смертельный яд.

— Почему «кощный», — с недоумением спросил магнат, — что означает это слово?

— Черный, злой, бога рогатого дар, — неохотно и не вполне определенно пояснил Невзор, и тогда все услышали от Глинкина: