— Это несложно. Весь фокус в центральном квадратике — он не меняется. Смотришь на средний квадрат и сразу понимаешь, какого цвета должна быть сторона. Все вертится вокруг этого центра, нужно только сообразить алгоритм. Механическая работа.

И тут меня осенило.

«А почему ты не расскажешь ему шутку?»

Где у нас центральный квадрат?

Это мертвый законник, который вовсе не мертв. Все крутится вокруг него.

Мне пришло в голову: а что, если мы ошиблись с центральным квадратом? Что, если все наши идеи-ниточки ни во что не складывались, потому что все танцует от центрального квадратика, а у нас самая суть вывернута наизнанку? Мы увидели красное и приняли его за синее.

Пазл сошелся. Кусочки легли на свои места, как молекулы льда.

— О Господи! — вырвалось у меня. Сара и Майлс повернули головы. Я рассказал им все. Я не видел своего лица, но выражение, думаю, у нас троих было одинаковое.

Я увидел страх.

Бессмертие — это одно.

Но такое?!

Я искренне надеялся, что не ошибся, и вместе с тем, хотите — верьте, хотите — нет, надеялся, что не прав.

Оставался только один способ проверить это.

Я не приходил к Найджелу с того памятного ужина. Как давно это было, в другой жизни… Я поднялся на крыльцо его особняка. Время приближалось к четырем утра, и на улице было так пронзительно, невыносимо холодно, что нос и горло обжигало при каждом вздохе. Кампус совершенно обезлюдел. По дороге сюда я не видел ни души, а смотрел как следует, уж поверьте. Ни единой тени не мелькнуло сзади.

Я удивился, увидев, что у Найджела горит свет. Дверной звонок эхом разлетелся по комнатам, и в обратном порядке в них стал зажигаться свет, ближе и ближе ко входу, пока не раздались шаги за дверью. Открыл сам Найджел. Он был полностью одет и, казалось, ничуть не удивился моему появлению. Я сразу понял, как сглупил. Ну почему я не приковал себя цепью к колокольне посреди кампуса, повесив на шею плакат: «Эй, зловещий тайный клуб, слабо́ прийти за мной сюда?»? Но другого способа узнать правду нет, говорил я себе. И словно услышал голос классного остряка с задней парты (он всегда выкрикивает беспардонные замечания), повторивший слова Артура Пибоди: «Рано или поздно… они до меня доберутся…»

Так что вот так. Сколь веревочке ни виться… Будь что будет.

Мудрые слова покойного Шалтая-Болтая, хорошего человека.

— Джереми, — ласково сказал Найджел. — Проходи.

Мы прошли мимо гостиной к последней двери в коридоре, единственной, куда я еще не заходил. У одной стены стояла кровать Найджела под балдахином на четырех элегантных витых столбиках, у другой, возле камина из известняка, где гудело пламя, — дубовый письменный стол. За столом высились стеллажи с книгами. Не отрывая взгляда от полок, я опустился в кожаное кресло, на которое указал Найджел. Я довольно легко нашел то, что искал, — книга была из собрания сочинений. Это редкое издание Найджел показывал мне в первый день учебы. Собрание политических эссе в кожаном переплете он хотел преподнести Дафне в безумной попытке заслужить ее привязанность. Тот самый томик, который я убедил его не дарить, обучая Найджела любовной тактике, хотя меня самого неудержимо влекло к Дафне. Тогда я еще помнил, что такое альтруизм и дружба… В общем, книга стояла на месте. По крайней мере Найджел послушался. Затем я увидел — возможно, слишком поздно, — что у телефона на письменном столе снята трубка. Это был старомодный дисковый аппарат с вертикальной рогулькой вроде фонарного столба в миниатюре, на которую полагалось вешать трубку. Но сейчас трубка лежала на столе, и первое, что сделал Найджел, опустившись в кресло, — поднес ее к уху.

— Мне сейчас нужно бежать, — сказал он в телефон, глядя на меня. — Да. Вполне. — Он улыбнулся. — Хорошо, обещаю.

Найджел повесил трубку.

— Кто это был? — небрежно спросил я.

— Никто, — ответил он улыбаясь.

Часы пробили пять раз. Черт побери все то, что ждет меня на другом конце этого телефонного звонка. Сейчас здесь только Найджел и я. Торопиться нельзя. Это как танец. Или как фокус. Я не позволю поймать себя за руку с кроликом в рукаве. Только не в этот раз.

Я буду действовать не спеша, потому что это наша последняя возможность.

Найджел смотрел на меня, ожидая, когда я заговорю. Я выдержал его взгляд. Стол был завален книгами — видимо, Найджел писал какой-то доклад, а то и большой труд. Кругом лежали стопки страниц, исписанных летящим почерком, — заметки на полях, перечеркнутые абзацы, вымарки и вставки. Компьютера в комнате не было.

Поразительная все-таки вещь стресс: час назад я готов был скулить от страха, а сейчас вдруг обрел свою лучшую форму. Когда я заговорил, голос не дрогнул. Напротив, он зазвучал глубже и сильнее, чем в последние недели.

— Ну что, все оказалось так, как ты ожидал? — спросил я.

Найджел не выказал удивления.

— Что оказалось соответствующим моим ожиданиям? — невозмутимо переспросил он. — Юридический факультет?

Я откинулся на спинку кресла, не отводя глаза, выдерживая взгляд Найджела и удерживая его. С самым слабым намеком на гнев, с едва слышными раскатами грома, так сказать, я раздельно повторил:

— Все оказалось так, как ты ожидал?

Он посмотрел на меня без всякого выражения, приподняв брови.

— Да, — сказал он. — И даже больше.

— Счастлив за тебя.

— Чего ты хочешь, Джереми?

— Ничего, Найджел. Абсолютно ничего.

«Не горячись».

— Тогда почему ты здесь?

— Ты прекрасно знаешь.

«Легче, — думал я. — Меньше гнева, чуть больше обиды».

— Прежде мы были друзьями…

Найджел вздохнул. Его настороженность — чуть-чуть, буквально на волос — ослабла, но из глаз по-прежнему тянуло холодом. Люди, с которыми он говорил по телефону, были еще в дороге, и он точно знал, что они сделают со мной, когда приедут. Но это не заботило его.

— Да, — сказал он. — Были.

— Я помог тебе, вот что меня убивает. Я помог тебе.

Он потер макушку.

— И что ты хочешь услышать?

Так, первая трещина.

— В ту ночь в библиотеке ты расклеился в сопли. Ты даже не умел читать дела. Я помог тебе. Как же я сглупил!

Вот так. И пусть впитается.

Заманим его.

— Ты пришел сюда оскорблять меня? — осведомился Найджел, отталкиваясь от стола. — Называть меня тупицей, не заслужившим того, что, по твоему мнению, я получил?

Хорошо. Отвлекаем взгляд противника от мяча.

Но тут разговор неожиданно сбился.

— У меня для тебя кое-что есть, — сказал он.