13 января подоспели результаты судебно-медицинского вскрытия трупа Дороти. Результаты оказались до некоторой степени неожиданными – никаких сексуальных посягательств не выявлено, смерть наступила от удара ножом в сердце, отделение рук производилось посмертно. Помимо удара в сердце имели место два удара ножом в правую сторону груди, а также удары ножом и порезы шеи. Убийца, по-видимому, рассчитывал сначала осуществить декапитацию (отсечение головы), но затем от своего намерения отказался. Но самым интересным стало не это заключение эксперта, а совсем другое – на теле девочки остались следы 2-х ножей. Один из них имел длину лезвия 3 дюйма [7,5 см.] и ширину 0,5 дюйма [1,2 см.], а другой – 2 дюйма [5 см.] и 0,4 дюйма [1 см.] соответственно.

Любой криминолог и детектив знает, что использование нескольких орудий преступления обычно указывает на действия нескольких человек. Это не абсолютное правило, порой из него встречаются исключения, но общем и целом оно подтверждается полицейским опытом. В данном случае использовались два ножа, причём небольших, близких по размеру. Что это могло означать? Убийца с самого начала был не один или же он кого-то повстречал в лесу?

Одна из первых публикаций, посвященная убийство Дороти Шнейдер, 13 января 1928 г. вышла под заголовком: «Похититель заманивает ребёнка в автомашину, увозит в лес и убивает ножом». Произошедшая возле Маунт Моррис трагедия с первых же часов и дней привлекла к себе особое внимание прессы и общественности. Тревожный интерес людей легко объясним – немотивированное похищение и убийство маленькой беззащитной девочки рождало не только обоснованный гнев, но и безответный вопрос: «Почему это случилось, для чего убийца сделал то, что сделал?»

Другая странность, необъяснимая для обывателя тех лет, заключалась в мотиве похищения. Можно было понять, если бы преступник попытался совершить половой акт с жертвой или каким-то иным образом использовал жертву для реализации своих похотливых фантазий. Но утверждение судмедэксперта об отсутствии каких-либо покушений на половую неприкосновенность убитой девочки ставило в тупик кажущейся бессмысленностью. Зачем похищать ребёнка, увозить в лес и убивать там?! Для чего всё это творить, рискуя в случае поимки угодить в петлю или сесть на «горячий стул»?!

Тот, кто читал мою книгу «Социализм не порождает преступности»17, наверняка помнит её фрагмент, посвященный убийце детей Анатолию Бирюкову. Тот во второй половине 1977 г. совершил несколько похищений детей-грудничков, буквально вынимая их из коляски, либо увозя прямо в коляске. С детьми он пытался осуществить половой акт, а затем убивал ударами ножа. Его первое преступление очень похоже на то, что произошло в Маунт Моррис почти что полувеком ранее – Бирюков похитил ребёнка из детской коляски, оставленной матерью у магазина, забежал с ним в подъезд и поднялся на площадку между первым и вторым этажами. В это время он услышал звук открывавшейся выше двери и, ударив ребёнка ножом, убежал обратно на улицу, где и скрылся, никем не замеченный. Убийство младенца выглядело абсолютно бессмысленным, ведь тот не мог опознать похитителя или сообщить его приметы – а значит, угрозы преступнику не представлял… и тем не менее Бирюков пошёл на чудовищное убийство, без малейших колебаний.

Можно вспомнить другой пример, также хорошо соответствующий затронутой тематике. Речь идёт о серии похищений и убийств детей в Свердловске в 1938—1939 гг. История эта весьма подробно описана в моей книге «Уральский Монстр»18. Тогда в Свердловске прошла беспримерная в отечественной криминальной истории череда жестоких убийств малолетних детей и покушений на убийства. Официальная версия событий возложила ответственность за случившееся на несовершеннолетнего Владимира Винничевского, но по мнению автора в действительности картина произошедшего тогда в Свердловске была сложнее и запутаннее того, как её представил уголовный розыск. Винничевский был виновен в отдельных преступлениях, но некоторые убийства явно совершал не он и тому есть веские доказательства, которые руководство свердловского Управления Рабоче-Крестьянской Красной Милиции (РККМ) предпочло проигнорировать в силу определенных причин. История эта очень интересна сама по себе и пересказывать её здесь незачем – автор просто отсылает всех заинтересовавшихся на собственный сайт, на котором книга размещена в полном объёме.

Феномен детоубийства довольно хорошо изучен. При всей кажущейся иррациональности и безумии убийцы его действия хорошо понятны и могут быть рационально объяснены. Прежде всего следует понимать, что педофилия и агрессия, направленная на детей – это не совсем одно и тоже. Сексуальное влечение к детям с точки зрения современной криминальной психологии может быть «фиксированным» и «ситуационным». Сами названия этих разновидностей довольно точно передают их суть. «Фиксированный» педофил рассматривает детей как желанный и наиболее предпочтительный объект сексуального посягательства, а «ситуационный» просто пользуется моментом и при отсутствии иного объекта посягательства, более подходящего, решается на преступление в отношении ребёнка.

Книги Алексея Ракитина «Социализм не порождает преступности» и «Уральский Монстр» стали уже настоящими раритетами, но на авторском сайте «Загадочные преступления прошлого» можно без труда найти их тексты.

«Фиксированный» педофил свою жертву не убивает, он стремится её растлить и использовать в своих интересах на протяжении долгого времени [нескольких лет, пока потерпевший не подрастёт и не потеряет сексуальную привлекательность в глазах растлителя]. Убийство для «фиксированного» педофила – это крайняя мера самоспасения от разоблачения, подобный исход для него крайне нежелателен. Такой преступник действует лаской, демонстрирует внимание и заинтересованность, он выбирает уязвимых детей [т.е. из неполных семей, инвалидов и пр.], старается расположить их к себе и действует крайне осторожно. Преступники этой категории стремятся организовать свою жизнь так, чтобы иметь постоянный доступ к детям, не вызывающий подозрения окружающих. Они выбирают работу педагога, детского врача, спортивного тренера, наставника какого-либо тематического кружка и т. п. «Фиксированный» педофил никогда не схватит ребёнка на улице и не бросит его в свой автомобиль, то есть не сделает того, что сделал похититель Дороти Шнайдер 12 января 1928 г. В данном случае мы видим преступника совсем иного сорта.

«Ситуационный» педофил на детях обычно не зациклен, во всяком случае окружающие в его поведении не замечают особого интереса к детям. Само название этой категории преступников свидетельствует о том, что покушение на ребёнка для них имеет вид сиюминутного побуждения и определяющим для такого покушения является доступность ребёнка. Очень часто преступник действует в состоянии алкогольного или наркотического опьянения, при котором снижена способность к критическому восприятию и оценке собственного поведения. Поскольку нападения «ситуационного» педофила импульсивные и неподготовлены, преступник оказывается не готов к их последствиям; опасаясь разоблачения и не видя способа сохранить содеянное в тайне, такие преступники могут решиться на убийство ребёнка.

Важно отметить некоторые детали, неочевидные на первый взгляд. Во-первых, педофилы обычно женаты, особенно это касается «фиксированных» педофилов, для которых «идеальный» брак является важным элементом их социальной мимикрии. Образцово-показательные семейные отношения призваны убедить окружающих в том, что половое влечение педофила имеет традиционную ориентацию. Но поскольку женщины в действительности педофилу неинтересны, он выбирает жену похожую на ребёнка [ростом, сложением, манерой поведения и стилем одежды и пр.]. Во-вторых, пол ребёнка для педофилов не имеет особого значения и сами они очень часто говорят о детях, как о «третьем поле». Половые предпочтения присутствуют у преступников, выбирающих в качестве жертв лиц подросткового возраста, но таких сексуальных хищников сейчас принято относить не к педофилам, а к эфебофилам19.

То, что убийца ребёнка не совершает с ним половой акт, отнюдь не свидетельствует об отсутствии сексуального мотива. Объяснением такого необычного на первый взгляд поведения может служить сниженная потенция преступника, из-за чего в условиях стресса и непривычной обстановки тот оказывается неспособен удовлетворить испытываемую им половую потребность. Прекрасным примером такого функционального импотента является Андрей Чикатило, рассказавший психологу Бухановскому о том, что даже во время совершения преступлений и переживаемого в те минуты наибольшего возбуждения, его половой орган оставался «вялым» и эякуляции он добивался лишь посредством онанизма.

Вообще же, давно замечено, что сексуальные преступники, использующие нож, либо имеют низкую потенцию, либо вообще