где ему как раз ехать: «Охотный ряд – Библиотека им. Корнилова – Тихомировская – Парк Культуры – Врангелевская – Спортивная – Воробьевы горы – Университет…»

Вот это да! Не зря, что ли, падала звездочка?

А толпа, толпа была все та же самая, утренняя московская, хмурая, озабоченная, потрепанная. И так же играли музыканты в длинном переходе, и так же назойливо наставляла неразумных пассажиров дежурная по эскалатору, что проходить нужно слева, стоять справа, не задерживаться…

Скорее, скорее бы в вагон, а там можно будет почитать дальше. Интересное повествование получается.

На красной линии уже сесть не удалось, да и стоя трудно было приткнуться с книжкой. Раскрыл ее, чуть не упирая в чужую спину, и руки от волнения не могли справиться с пожелтевшей от времени бумагой, так что пару страниц невольно пропустил, про комиссию. Впрочем, неважно. Выводы примерно ясны. Так что, что дальше-то?

«…Ко дню полугодовщины революции – 27 августа. Именно в этот день должен был начать свою работу трибунал над лидерами большевицкого мятежа. Вместе с тем генерал Корнилов собирал войска для того, чтобы двинуть их на Петроград, ликвидировать советы и создать, совместно с Керенским, правительство национального спасения. Соглашатель Керенский, предвидя в генерале историческую личность, которая затмит его вместе со всем окружением, долго колебался, однако в последний момент, устрашенный перспективой нового большевицкого восстания, принял предложенные ему условия.

25 августа Корнилов двинул на Петроград 3-й конный корпус под командованием генерала Крымова, объявив, что он намерен спасти Родину. В ответ на военное выступление большевицкие провокаторы и недобитки попытались сформировать отряды “красной гвардии”, однако, лишенные как центрального руководства, так и поддержки народных масс, не смогли ничего противопоставить железной дисциплине и твердой воле воинов Отечества».

Вот оно! Этот сценарий вчера и представлялся ему так ясно, когда…

А может быть, просто кто-то подшутил? Серега взглянул на обложку: тот же самый 1938 год издания, Москва… нет, непохоже, чтобы шутка. Книга явно старая, такую на раз не изготовишь. Вот только название несколько иное… «Краткий курс истории ВПД(к)».

– Простите… – он обратился к соседу справа, хмурому мужчине, – вам знакома эта книга.

Тот присмотрелся к обложке, с удивлением и недоверием взглянул на Серегу, хмуро бросил ему в ответ:

– Ну, слышал.

– А что такое вэпэдэка?

– Слушай, ты чего привязался, а? – неожиданно агрессивно ответил мужик.

– Да нет, я уточнить хотел…

– А то ты сам не знаешь, а? За такие разговорчики знаешь, что бывает?

– Да ничего уже не бывает, – вступилась миловидная женщина слева, – может, товарищ иностранец, интересуется вот. Или, может, амнезия у него, такие случаи по телевизору показывали, в одном кино мексиканском. Нормальный вроде, а ничего не помнит.

– Я смотрю, вы тут все с Лубянкой познакомиться хотите, – буркнул мужик и заторопился к выходу.

– Ну что так бояться, как будто на дворе тридцатые, честное слово! – словно бы обиделась на него дама. – Я объясню, что тут трудного? ВПД(к) – это старое название ППЕС. Где-то во время войны поменяли или сразу после, я не помню точно.

– Чего? – только и смог ответить Серега.

– Ну как! Раньше было Всероссийское Патриотическое Движение (корниловцев). Это еще с революции так пошло. А потом стала Патриотическая Партия Евразийского Союза. Все очень просто.

– Ага! – навис над дамой волосатый немытый парень. – И долой шестую статью Конституции! Долой руководящую и направляющую!

В этом прозвучало что-то родное и знакомое, только… только причем здесь тогда она, шестая и направляющая?

Дама ничего не ответила, а Серега вновь уткнулся в чудную свою книгу в поисках хоть какой-то подсказки:

«Насмерть перепуганные эсеро-меньшевистские лидеры, в том числе Керенский, искали в эти дни защиты у корниловцев, ибо они убедились, что единственная реальная сила в столице, способная разбить большевиков, – это корниловцы.

В результате всех этих мер большевизм был разгромлен… Разгром ульяновского мятежа показал, что патрио тическое движение выросло в решающую силу революции, способную отразить любые покушения на российскую государственность. Корниловцы еще не сформировали правящей партии, но они действовали в дни ульяновщины как настоящая правящая сила, ибо их указания выполнялись благонамеренными гражданами без колебаний…

Борьба с ульяновщиной покончила с поднявшими было голову советами, освободила здоровые элементы центристов из плена соглашательской политики, вывела их на широкую дорогу борьбы за народное счастье и повернула их в сторону патриотически настроенного офицерства. Справедливый смертный приговор за измену, вынесенный военно-полевым трибуналом лидерам большевицкого мятежа 3 сентября…»

– Что, сынок, к семинару готовишься?

Ласковый голос старика, сидевшего прямо перед ним, заставил его оторваться от чтения. Морщинистое волевое лицо, теплый взгляд… Кажется, он только что вошел и не слышал приставаний Сереги насчет всех этих загадочных партий.

– Да, к семинару, – ответил он, – к коллоквиуму, если точнее.

В самом деле, он же поехал на коллоквиум… только теперь не вполне понятно, по какому, собственно, предмету.

– Учи, учи как следует. Мы же всю жизнь с этим, всю войну прошли. Я вот от Курска и до Будапешта, в танке два раза горел. И все с верой в народ наш, в партию, в корниловские идеалы. Теперь-то у многих молодых ничего святого, а ты, я смотрю…

– А к коммунистам… К коммунистам вы как, дедушка, относитесь? – с замиранием сердца спросил его Серега.

– А как к ним относиться-то? Я уж, сынок, свое с ними отвоевал. Знаешь, чай, Дроздовскую гвардейскую бронетанковую дивизию? Вот я в ней с самого Курска бил этих коммуняк в хвост и гриву, тельмановцев, оккупантов проклятых… Такой у нас с ними разговор был, короткий. Тельманюгенд еще, мальчишки эти, под конец войны с фаустпатронами нас жгли, так их жалели, по морде съездим разок, да и к мамке отпустим. Ну, а если уж из ротфронтовской дивизии, мы вот под Балатоном как раз с «Мертвой головой» схлестнулись – таких пленных сразу в расход. Там меня, под Балатоном, и задело, когда «пантера» ихняя «тридцатьчетверке» моей в борт…

– Тельмановцы – это немцы? – перебил его Серега. – С ними воевали?

– А то сам не знаешь! – усмехнулся дед. – Ну я знаю, конечно, немцы они тоже разные бывают. Тельманы, как говорится, уходят и приходят, а немецкий народ остается. Помню, была у меня там одна… Впрочем, это к делу не относится, – посуровел он.

– А что Гитлер? – с недоумением переспросил Серега.

– И чему вас только учат! – заскрипел дед. – Будто сам не знаешь! Как победили коммунисты на выборах в рейхстаг, стал Тельман канцлером, так товарища Гитлера и в тюрьму. Замучили там его, в Бухенвальде, что ли, уж не помню. И других многих, Рема там, Гесса… соратников-то