– Хорошо товарищ Сталин, спасибо. Рана заживает потихоньку.

– Вижу, вы принесли с собой папку?

– Я не знал, о чем пойдет разговор, потому подготовил отчет о боевых действиях в Испании, а также замечания и предложения.

– Это очень хорошо, товарищ Тухачевский, – произнес Сталин, изучающе его рассматривая. – Товарищ Берзин нам доложил о вашей инициативе.

– Вы имеете в виду инцидент на площади перед отелем "Флорида"?

– Да.

– Как я понимаю, от меня требуется ответить на вопросы по этому делу?

– Нет. Товарищ Берзин подготовил очень хороший доклад и вопросов у нас не возникло. – Сталин замолчал, пристально смотря Тухачевскому в глаза. Взгляд был тяжелый, а тигриные глаза буквально прожигали его насквозь. Но Михаил Николаевич не дрогнул от такого нажима, не отвел взгляда и не попятился, продолжая стоять перед вождем с собранным и дисциплинированным видом. – Вы нас удивили, товарищ Тухачевский, – спустя невероятно долгую минуту произнес Сталин. – Сильно удивили.

И вы должны знать, что вас представили к званию героя авансом. Надеюсь, вы оправдаете наше доверие, товарищ Тухачевский.

– Приложу все усилия, товарищ Сталин.

– Хорошо. А теперь давайте перейдем к испанским делам. Изучив ваши рапорты и копию боевого журнала, наш новый начальник генерального штаба РККА товарищ Шапошников пришел к выводу, что нужно поддержать ваше предложение и направить в Испанию как можно больше молодых командиров. Для обсуждения этого вопроса мы вас и пригласили. Присаживайтесь…

Несмотря на ожидание какого-то подвоха, совещание прошло достаточно спокойно.

Обсуждали предложения Шапошникова по проведению через Гражданскую войну в Испании двадцати тысяч командиров и военных специалистов. С помощью ротации, разумеется. Для чего на территории СССР для подготовки личного состава требовалось силами республиканских союзников развернуть свыше трехсот языковых курсов и прочих подготовительных объектов.

Полтора часа тихой, взвешенной беседы прошли. Вся делегация встала и направилась к выходу. Когда Тухачевский уже подошел к двери, из-за спины донесся голос Сталина:

– А вас, товарищ Тухачевский, я попрошу остаться. – У Михаила Николаевича внутри замерло от такой фразы. "Неужели он тоже?" Но вида постарался не показывать, сохранив спокойное лицо, лишь чуть скривив губы от боли в предплечье. Рана все еще болела.

– Конечно, товарищ Сталин, – кивнул Тухачевский, направляясь к стулу, на который ему указали.

Закрылась дверь. Наступила пауза, которая длилась секунд тридцать, давя на уши и нервируя мерным тактом маятника напольных часов. Сталин же сидел в нескольких метрах и не спеша набивал трубку, совершенно не смотря на маршала. Казалось, что он с головой погрузился в это занятие. Но вот он закончил. Прикурил. И выдохнув ароматный дым терпкого табака, спросил Тухачевского, медленно произнося слова.

– Ведь там, на площади, вы могли умереть, промахнись стрелок хоть немного. Вам просто повезло. Вы знали о столь малом шансе, но все равно осознанно пошли на этот рискованный шаг. Зачем вам все это? Власть? Амбиции? Чего вы добиваетесь?

– Укрепления Советской власти. – Произнес Тухачевский, на что Сталин лишь хмыкнул, ожидая продолжения фразы. – Основной бедой Испанской республики, которую я наблюдал воочию, была разобщенность. Превосходная иллюстрация басни Крылова "Лебедь, рак и щука". Если бы не наша помощь, то Мадрид бы пал.

Ликвидация Троцкого позволяла устранить серьезного претендента на лидерство во внутренней политической борьбе республиканских сил и позволить нашим сторонникам захватить там главенство.

– Но это то, что касается Испании. Перечитывая вашу речь, а, особенно – интервью, данное вами тому французу, я пришел к выводу, что она была не столько для Мадрида или Парижа, сколько для Москвы. Ведь так? Что вы хотели сказать? – Тухачевский задумался на несколько секунд, собираясь с мыслями. Он, конечно, ожидал расспросов с каверзными вопросами, но от такой прямоты несколько растерялся. – Что же вы молчите? – Спросил Сталин, видя растерянность маршала.

– Я хотел бы начать издалека. Чтобы мои слова не прозвучали неоднозначно.

– Пожалуйста, – кинул Сталин, аккомпанируя трубкой.

– Когда в 1917 году наши товарищи подняли революционное знамя, все мы думали о том, что мировая революция не за горами. Мы надеялись на то, что сознательные рабочие и крестьяне восстанут против своих угнетателей по всему миру. Но мы ошиблись. Даже в пределах бывшей Российской Империи. Финляндия, Прибалтика и Польша – яркие тому примеры. Да даже на территориях, в целом поддержавших революцию, мы долго вели вооруженную борьбу с ее противниками. Мир оказался не готов к тому, чтобы принять социалистические идеи, не говоря уже о коммунизме.

Поэтому мы все, вслед за вашим предложением, стали строить социализм в одной отдельно взятой стране, отторгнув самоубийственные идеи Троцкого. – Сталин слушал молча, не выражая вообще никаких эмоций. А его глаза, казалось бы, держали Тухачевского под прицелом спокойного и флегматичного стрелка. – Начали строить. Но наткнулись на массу проблем. – Бровь Сталина чуть дернулась. – Поэтому я и начал говорить о разобщенности Испании. Знаете, что я увидел там? Ту же самую трагедию, которую наблюдал в ходе подавления восстаний крестьян, вспыхнувших во время проведения коллективизации. Простой народ очень далек от политических и идеологических вопросов. Они ему не интересны. Ему нужно жить спокойно, хорошо кушать, крепко спать и заниматься своим делом, понимая, что завтра, внезапно, все это не пропадет, а он не будет закручен вихрем непонятных ему событий. Именно по этой причине, чем дальше, тем больше на сторону франкистов переходит простой народ. Они продвигают приятные и понятные народу традиционные ценности. Силы республики тают. Крестьянство. Армия. Служащие.

Рабочие средней и высокой квалификации. Все они потихоньку уходят от Мадрида.

– И вы считаете, что их ситуация применима к Советскому Союзу?

– Во многом ситуация похожа. Разве что наша партия была куда сильнее, чем республиканцы. Я ведь сам участвовал в подавлении крестьянских мятежей во время начала коллективизации. Видел тех людей. Слышал, что они говорили. Мне тогда было дико и непонятно то, что на стороне бунтовщиков нередко выступали представители беднейшего крестьянства. Что их подняло против нас? Ведь они напротив, должны стать нашей опорой в деревне. Но не стали. Рабочие на заводах тоже хороши. Вроде бы фундамент Советской власти. А что на практике? Я читал отчеты товарища Мехлиса о проверке на нескольких заводов. Везде одно и то же.

Брак стал синонимом нашей промышленности. Иной раз читаешь и думаешь о том, что они специально стараются сломать выданный им инструмент или станок да испортить поскорее все заготовки, дабы потом бездельничать и сплетничать в курилках. У большинства рабочих нет никакого желания делать свою работу хорошо. Развиваться.

Учиться. Даже напротив – они гордятся своей дремучестью. Да и командиры многие им под стать. Дескать, закончили "революционные университеты" и учиться им больше не нужно. По наитию все делать будут. У меня это вызывает ощущение болота.