– Вот у меня и колечко ее. – Ярко показал мизинец, на котором сидел серебряный перстенек Молинки – на другие пальцы он не налез.

И Лютава не сомневалась, что перстень тот самый.

Не думая ни о какой опасности, она подошла почти вплотную к Молинке.

– Ты что, голубка, с ума, что ли, сошла? – в растерянности осведомилась она и слегка развела руками в знак своего полного недоумения. – Обручилась, кольцо дала… Ни отца с матерью не спросила, со мной даже не посоветовалась! Они-то далеко, а я-то ведь здесь с тобой!

– Но когда же я советоваться буду? – Молинка подняла на нее виноватый взгляд, в котором горели волнение, раскаяние и счастье, и снова отвернулась. – Мы ведь… Вчера ведь… И Купала же! – Наконец она вспомнила свое главное оправдание. – А в Купалу и без родичей можно!

– Ты хоть понимаешь, что наделала?

Она не удивлялась, что молодой и красивый княжич Ярко вскружил сестре голову, чему весьма способствовало и буйство купальских игрищ, обращающих все помыслы к любви. Она ничуть не стала бы осуждать Молинку, которая была свободна от каких-либо зароков и могла выбирать кого хочет. Но брак княжьей дочери – не ее собственное дело и даже не ее рода. Именно сейчас и именно за Ярко Рудомеровича – после того как они много раз обсуждали, как неуместны и невозможны подобные браки, ставящие род угренских князей в зависимость от вятичских!

– Ну, не ругай меня! – Молинка шагнула вперед, обняла Лютаву и прижалась лицом к ее плечу. Ее терзал разлад с сестрой, с которой они всю жизнь были так близки, но она ничего не могла поделать. – Я не виновата. Я его как увидела, то и подумала: вот он, мой муж, мне его Лада послала. Я сразу поняла, ты понимаешь? Не в том дело, что он парень красивый и князем будет. Это не важно. Просто знаешь, я как глянула на него, так сразу все увидела: свадьбу, и я рядом с ним стою, и у нас руки убрусом связаны, потом вижу, сижу я уже с повоем на голове, жду его, и детей вижу, знаю, это наши дети… И чувство у меня такое, будто я с ним уже всю жизнь прожила и ближе него у меня никого нет. Как будто из Нави гляжу и все у нас уже позади, мне как на ладони видно. Что же я сделаю? Это судьба, так мне Рожаницы напряли.

Вспомнив последние дни, проведенные с семьей Святомера, Лютава с опозданием отметила, что Молинка и впрямь была какая-то не такая. Даже на том вече, пока Лютава жадно прислушивалась к разговорам о предстоящем походе, Молинка переглядывалась с Ярогневом. Нет бы ей раньше это заметить!

– Ох, горе ты мое! – Лютава обняла сестру. – Ты понимаешь, что теперь будет? Святомеру-то хорошо, он спорить не станет. А вот наш с тобой батюшка ох как не обрадуется!

– Чего же ему не обрадоваться? – Молинка отошла от нее и убрала с лица выбившиеся из косы тонкие пряди. – Ведь Ярко – сын прежнего князя Рудомера, Святкиного старшего брата, он – наследник гостиловского стола. Я буду княгиней вятичей! Чего же батюшке не радоваться? Уж конечно, я никому не дам Угру обидеть! Чего плохого?

– Ты пойми: княгиней ты когда еще станешь, а заложницу Святомер от нас получит уже сейчас! Родичем нам он станет сейчас, и в дела наши полезет с полным правом, как сват. Да и станешь ли ты княгиней, вот еще что! Ты думаешь, Святомер так и мечтает Гостилов братаничу отдать, а самому при нем всю жизнь в воеводах жить? Ничего подобного. Да еще у Семиславы того гляди свои дети родятся, уж она постарается, чтобы они престол получили. Не дадут они Ярогневу княжить. Изведут они его да и тебя заодно.

– Отец заступится!

– А отцу надо за Гостилов воевать? Мало нам своих забот! Отец надеялся в зятьях подмогу найти, а найдет одну заботу!

– Но… – Молинка не находила возражений, но это ничего для нее не меняло. – Значит, судьба моя такая!

– А суженого и пешком не обойдешь, и конем не объедешь! – подхватила Лютава известную пословицу, так любимую всеми упрямыми девками. – Ну, что же теперь делать! Кольцо отдала, его назад не возьмешь.

– Я не боюсь! – Молинка улыбнулась, видимо, думая о Ярогневе, и лицо у нее было такое счастливое, что Лютава почти позавидовала ей, даже понимая, сколько бед и сложностей ждет ее сестру в этом замужестве. – А ты знаешь что? Если этот Твердята тоже ничего парень окажется, выходи за него, будем с тобой здесь вместе! Тебя Чернава сразу полюбила, я вижу, она тебя в обиду не даст. Неужели ты, да я, да она – и не справимся? Да мы кого хочешь одолеем!

Молинка счастливо засмеялась и опять обняла сестру. Сейчас ей действительно было ничего не страшно.

И это тоже была воля Лады – той, что делает свое дело, не оглядываясь ни на кого.

– Ну, хорошо, – сказал рядом Лютомер, обращаясь к Святомеру. – Если моя сестра младшая хочет быть женой княжича Ярогнева, я воле Рожаниц противиться не стану. Но не годится моей сестре, как девке из лесного двора, уводом к жениху уходить. И ваших, и наших дедов такое дело опозорит. Хочет княжич Ярогнев ее в жены взять – пусть по осени ваши сродники приезжают сватать, как положено, ряд заключают, приданое берут, а с ним и невесту. А до тех пор она в отцовском дому дожидаться должна, а не в вашем, как полонянка.

Молинка в тревоге вскинула на него глаза. Старший брат все-таки намерен увезти ее отсюда! Но слова возражения замерли на губах: она тоже понимала, что ей мало чести войти в дом мужа без благословения собственных родичей, без прощания с чурами, без приданого. При таких условиях она будет считаться не женой, а наложницей, и ее дети будут зваться «холопкиными детьми»! Как Хвалис в Ратиславле! Такой судьбы себе и своему потомству она не хотела и беспомощно оглянулась на Ярко, надеясь, что он что-то придумает.

– Нет, мы ее из дома не отпустим. – Святомер покачал головой. – Наша она, с благословения Лады и Ярилы в наш род вошла, и теперь она уж не в вашей воле. А приданое – везите, мы не откажемся.

Лютомер нахмурился. Лютава оглянулась на него, в свою очередь надеясь, что брат найдет выход из такого сложного положения. Все-таки они были заперты в чужом лесу и располагали силой неизмеримо меньшей. Мало того, что они хотели вырваться из земли вятичей – еще было бы очень неплохо вывести всех своих людей невредимыми.

– А где мой брат Хвалис? – обратился вдруг Лютомер к князю. – Он со своими людьми, со старейшинами угренскими, тоже в лесу был, а теперь угряне есть, его нет. Не берегини ли увели? Не знаешь?

– Знаю. – Святомер кивнул. Что делать с Хвалисом, он уже успел подумать. – Твой брат со старейшинами угренскими у меня. Сговоримся с тобой добром – получишь их в целости. Не сговоримся – пеняй на себя.

Хвалис, стоявший с Неговитом и Глядовцем поодаль, опустил глаза. Угряне понимали, что зависли на краю обрыва. Святомер повел себя не так, как они рассчитывали. Вместо того чтобы сразу послать дружину на стан Лютомера, расположение которого им указали, Святомер пустился в какие-то переговоры, а теперь его руки связаны пленением Семиславы. Может быть, князь хитрит, ловчит и тянет время, надеясь получить свою жену, а потом истребить оборотня со всей его стаей. Но если Святомер действительно намеревается отпустить Лютомера восвояси, то для Хвалиса и его людей это верная смерть. Оборотень не дурак и наверняка уже задал себе вопрос: кто его выдал? А кроме Хвалиса некому. Кто исчез из лесного стана еще почти засветло? Кто обнаружился рядом с вятичами? При таких условиях вернуться в Ратиславль сможет только один из сыновей Вершины. А надежды справиться с бойниками в открытом бою у Хвалиса было очень мало. Тем более что угренские вои двадцать раз подумают, прежде чем поднять оружие на бойников. Свои как-никак, у иных ополченцев среди бойников – сыновья и младшие братья, а дело темное, и не вдруг разберешься, кто прав!