о работе могильщика. Заведующий кладбищем — постоянный клиент Алвины, так что все сложилось… Но дальше — ни шагу. Соседи знают меня сто лет, лишних вопросов не задают, а, если какой чужак забредет с вопросами или еще что похуже приключится, я сразу — как заяц в нору и был таков. Зимой тут нечего делать, так я в конце хлева устроил что-то типа бункера. Отличное место, правда, песок немного осыпается, потолок нужно как следует укрепить, зато грунтовые воды здесь глубоко. Да, для потолка кусок брезента не помешал бы… — Коля на мгновение погружается в технические проблемы. — Короче говоря, землянку… да что там землянку, настоящий бункер бы сварганил. Топай себе сверху, никто не догадается. С настоящей печкой, вытяжку вывел бы в ствол дерева, а были бы трубы, так протянул бы и до основного дымохода в доме. Да, стены из бревен, да и потолок тоже, на пол — доски. Никому и в голову не придет! А если сильно захотеть, так под землей можно целый дворец сработать. Правда, многоэтажный не получится! — он засмеялся. — Зато вширь, сколько душа пожелает. Ну, да… главное, грунт нужно проверить, вентиляцию продумать… в подземном строительстве важны такие вещи, о которых при постройке обычного дома и не задумываешься, да… Ну, вот, так давно ни с кем не разговаривал, что все свои секреты сразу, как простыни, развесил, — Коля встает и потягивается. — Но ты же никому не проболтаешься.

— Конечно. А не трудно было, в промерзшей земле-то?

— Так это ж только верхний слой. Даже лучше, земля твердая, не осыпается. И не жарко, когда приложишься как следует… Да что я все о себе, ты-то как? Как мать, Вольф? Ой! А что там в больнице было, когда я драпанул?

— Мне три дня понадобится, пока все расскажу.

— Ну и ничего. У меня по вечерам времени навалом… а у тебя?

— Ну… и у меня тоже.

— Тогда пошли в дом, — Коля отряхивает штаны и сует лопату под куст. — Туточки готово. Потом приду, немножко подправлю.

Пока петляем по тропкам между холмиками, мне в голову приходит занятная, но отнюдь не лишняя мысль.

— А вход в твой бункер хорошо замаскирован?

— А как же. Куча сена сверху, а под ним… — Коля разводит руками. — Вот такой лист фанеры залит цементом. Я тебе скажу, выглядит, как настоящий пол. Лучше не придумаешь. Правда, тяжеловат… ну так нечего бегать туда-сюда. Как думаешь?

— Пожалуй… но мне кажется, было бы надежнее, если бы в тайник можно было попасть через могилу. Я имею в виду — ненастоящую могилу. Где-то около забора, чтобы не напороться на захоронения.

Коля вначале таращится на меня как на слабоумного, потом выдавливает смешок.

— По своей воле в могилу лезть? Брр-р, вот уж совсем не тянет.

— Да ну! Ты ж каждый день в могиле с головой.

— Ну да, так это по-другому…

Входим во двор. Николай, усадив меня на скамейку, отправляется в погреб и выносит банку с перебродившим березовым соком. Вроде бодрит, но под лучами закатного солнышка так тянет на боковую, что, зевая, чуть челюсть не вывихнул. Коля походкой рачительного хозяина вышагивает по двору, заглядывает в хлев, потом идет к сараю и, взяв кое-какие инструменты, возвращается.

— Потихонечку становлюсь заправским крестьянином, — подтесывая новый черенок для вил, говорит Коля.

— Где Алвина? В доме?

— Не знаю, наверно. А может, копается в огороде. Хочешь с ней поговорить?

— Нет, сначала у тебя спрошу. У нее случайно комната не пустует? Или хоть койка свободная? Охотно сниму. А летом согласен и на сарай… или, может, на твой тайник?

— Что? И тебя за задницу взяли? Во как… о ночлеге не беспокойся. Если поможешь по хозяйству, Алвина только рада будет. Не сомневаюсь… Такты хоть расскажи!

— С чего бы начать… — в голове завертелось, как в калейдоскопе. — Сегодня утром видели, как они увезли тысячи людей… понимаешь?

— Да, мы слышали. В голове не укладывается, — Коля сидит, уставившись в траву.

— Дом опечатали… паспорт потерял, второй тоже… мы с Рудисом деру дали… мама с Вольфгангом сбежали в Германию, Суламифь — в Москву… — когда нахлынуло все, что случилось, слезы полились сами собой, а я больше не мог выговорить ни слова. Навалилась такая усталость, что кажется — сейчас грохнусь со скамейки. — Мне бы какой часик покемарить. Хоть прямо тут.

— Ну, брат, видно, крепко тебе досталось. Пошли в дом, уложу тебя.

Коля доводит меня до кровати и укрывает шерстяным платком. Через несколько секунд вихрь в голове утихает, и я падаю в темный колодец сна.

Лучи восходящего солнца щекочут веки. Спросонья поворачиваюсь на другой бок, но, осознав, где я, открываю глаза и осматриваюсь. На бледно-желтом фоне стены накат — зеленоватые метелки Лаймы[48]. Явно Колина работа, валик с таким рисунком исчез вместе с ним. В углу — шкаф, напротив комод, накрытый белой кружевной, с фестонами, салфеткой. Ничего громоздкого нет. Это Колина комната? На полу — дорожка из лоскутков, пара стульев, на одном из них моя одежда. Хоть убей, не помню, как я снимал одежду. Во сне? Потягиваюсь, хочется еще понежиться во власти дремоты, но со двора доносятся голоса. Коля с хозяйкой, небось, уже заняты делом, так что негоже и мне дрыхнуть.

Напившись в кухне холодной воды, выхожу во двор. Издалека вижу — Коля косит. Довольно ловко и умело.

— Ну, доброе утречко! — из хлева выходит Алвина. — Как спалось? — Спасибо, хорошо! Волшебно, давно так сладко не спал.

— Я тебя помню. Дрова помогал принести. Хороший мальчик.

Меня разбирает смех. В памяти всплывает, как Круминьш из третьего дома гладит свою собаку и, вытянув губы трубочкой, глуховатым голосом повторяет: «Хороший мальчик, Джерик хороший мальчик…» — Чего смеешься?

— Да так. Могу еще помочь, если нужно.

— Никки уже говорил мне. Вон, идет сюда. Пошли завтракать.

— Ну, наверно, отоспался за все свои недосыпы. Как улегся, так на пятнадцать часов кряду, — Коля прислоняет косу к стене сарая и, снимая на ходу потную рубашку, идет к колодцу. — Давай-ка, полей из ведра!

Коля, покряхтывая, плещет холодной колодезной водой на грудь, плечи, спину, а потом с удовольствием растирает тело льняным полотенцем, пока кожа не покраснеет. Мне тоже захотелось. Раздеваюсь до пояса и нагибаюсь так, что руки касаются земли, а Коля льет мне прямо на затылок колючую воду. Ледяные струйки текут по шее, за ушами, на лицо, забираются в волосы. Зато, кажется, окончательно проснулся.

За завтраком сидим долго. Ужасно проголодался, но трапеза идет медленно — все время