Джордж в этот момент прикуривал сигарету. Услышав последние слова Родни, он загасил спичку, вытащил сигарету изо рта и сказал:

— Селина не сможет поехать с вами в Лондон. Она потеряла паспорт.

— Она… что?

— Потеряла паспорт. Вчера. Бывает же такое!

— Селина, это правда?

— О… я… ну, вообще-то да.

Джордж взглядом пригвоздил ее к месту.

— Конечно, правда. Дорогой мой мистер Экланд, вы и не представляете, что здесь за люди! Золотые зубы вытащат изо рта, стоит только подпустить их поближе.

— Но паспорт! Селина, ты хоть понимаешь, насколько это серьезно?

— Видишь ли, я… — запинаясь, залопотала Селина.

— Ты сообщила в британское консульство?

— Нет, — поспешил вмешаться Джордж, — но она обратилась в полицию аэропорта, и полицейские были очень любезны и очень ей помогли.

— Удивительно, что ее не отправили прямиком в тюрьму.

— Я тоже удивился, но судите сами, что делает с испанцами эта дивная улыбка.

— И что нам теперь предпринять?

— Ну, раз уж вы спросили, то я предложил бы вам сесть в свое такси и лететь назад в Лондон, а Селину оставить со мной… Нет-нет, — пресек он возмущенный протест Родни, — это действительно наилучший план: находясь в Лондоне вы наверняка сможете найти каналы, чтобы воздействовать на местные власти и не дать упрятать ее за решетку. И не беспокойтесь о приличиях, друг мой, в конце концов, я ее самый близкий родственник и вполне способен взять на себя ответственность…

— Ответственность? Вы? — Он сделал последнюю попытку воззвать к Селине. — Конечно же ты не собираешься остаться здесь?

При одной мысли об этом Родни чуть не задохнулся.

— Ну… — Ее колебания было достаточно, чтобы он сделал свои выводы.

— Ты меня поражаешь! Какой эгоизм! Ты, кажется, не понимаешь, что на карту поставлено не только твое доброе имя! У меня тоже есть репутация, которую нужно блюсти, и я считаю твое отношение неприемлемым! Боюсь подумать, что скажет на это мистер Артурстоун!

— Но ты наверняка сможешь все ему объяснить…. Уверена, что сможешь. И, я думаю… раз уж все равно объяснений не избежать, лучше скажи ему, что не надо вести меня к алтарю. Я ужасно сожалею, но думаю, в каком-то смысле тебе так будет лучше. В конце концов, зачем тебе взваливать на шею такую обузу — после всего, что случилось… И… вот твое кольцо…

Она протянула вперед раскрытую ладонь, на которой сверкал в окружении бриллиантов темно-синий сапфир — кольцо, которое, как еще совсем недавно думал Родни, должно было связать их навечно. Ему страшно хотелось дать волю чувствам, схватить кольцо и выбросить его в море, однако оно обошлось ему в кругленькую сумму, поэтому Родни отставил свою гордость и забрал кольцо.

— Мне очень жаль, Родни.

Он предпочел хранить оскорбленное молчание. Развернувшись на каблуках, Родни отправился к выходу, но Джордж оказался там первым и распахнул перед ним дверь.

— Какая жалость, что ваш визит закончился столь плачевно. Вам обязательно нужно приехать в Кала-Фуэрте позднее — летом здесь гораздо интереснее. Уверен, вам понравится кататься на водных лыжах, и плавать с аквалангом, и рыбачить. Очень мило с вашей стороны было заглянуть к нам.

— Только не воображайте, мистер Дайер, что мои партнеры спустят это вам с рук.

— Что вы, я и не надеялся. Уверен, что у мистера Артурстоуна найдется чем мне пригрозить, так что через некоторое время я получу крайне суровое письмо. Может, подбросить вас до деревни?

— Благодарю, я предпочитаю пройтись.

— Ну, chacun a son goût.[1]Очень приятно было познакомиться. До свидания.

Не ответив ни слова, Родни, разъяренный, вылетел из дома. Джордж посмотрел, как он поднимается по холму, а потом захлопнул дверь и обернулся.

Селина неподвижно стояла в центре гостиной, где ее оставил Родни. Казалось, она ждет, что Джордж тоже погрузится в глухое молчание, однако вместо этого он произнес своим самым корректным тоном:

— Если ты всерьез собиралась за него замуж, тебе немедленно надо к психиатру. Ты полжизни провела бы, переодеваясь к обеду, а вторую половину — отыскивая в словаре его заумные словечки. Кстати, кто такой этот Артурстоун?

— Старший партнер в конторе, где работает Родни. Он очень старый и страдает подагрой.

— И он должен был вести тебя к алтарю?

— Больше желающих не было.

В ее признании ему почудился двойной смысл.

— Ты имеешь в виду мистера Артурстоуна или Родни?

— Видимо, обоих.

— Думаю, — неторопливо ответил Джордж, — ты просто страдала тяжелой формой психологической зависимости, потому что не имела отца.

— Наверное, так и было.

— А что сейчас?

— Больше не страдаю.

Она снова поежилась, и он улыбнулся.

— Знаешь, Селина, я никогда бы не поверил, что можно так хорошо узнать человека за такое смехотворно короткое время. Например, я знаю, что когда ты лжешь — а это случается огорчительно часто, — твои глаза расширяются до того, что вокруг синей радужки появляется белое кольцо. Словно острова в океане. А когда ты заставляешь себя не рассмеяться над какой-нибудь моей дерзостью, то изо всех сил поджимаешь губы и у тебя на подбородке вдруг появляется ямочка. И еще ты поеживаешься, когда нервничаешь. Сейчас ты нервничаешь.

— Я вовсе не нервничаю. Просто озябла после купания.

— Тогда пойди и оденься.

— Но сначала мне надо с тобой поговорить…

— Это может подождать. Беги наверх и оденься.

Дожидаясь Селину, Джордж вышел на террасу. Он закурил и почувствовал, как солнце печет плечи сквозь хлопковую ткань рубашки. Родни Экланд уехал прочь из Каса Барко и из жизни Селины. Точно так же исчезла и Дженни, призрак которой упокоился навеки благодаря мистическому ритуалу очищения — для этого оказалось достаточно всего лишь рассказать о той злосчастной истории Селине. Дженни и Родни оба были позади, настоящее казалось радостным и светлым, а будущее полным надежд, многообещающим, словно рождественский подарок.

В садике Хуанита развешивала на веревке простыни, жизнерадостно напевая себе под нос, явно не в курсе драмы, разыгравшейся в двух шагах от нее, пока она занималась утренней стиркой. Джордж ощутил, как его переполняют теплые чувства, и, хотя прекрасно помнил, какая дорога обычно вымощена благими намерениями, поклялся себе, что, когда выйдет в свет его новая книга, он подарит ей не только один экземпляр, чтобы Хуанита поставила его на кружевную салфетку, но и что-нибудь посущественней. Что-нибудь, что она очень хочет, но никогда не купит себе сама. Шелковое платье, дорогое украшение или роскошную новую газовую плиту.