Он услышал позади шаги Селины и обернулся. Она была в платье без рукавов цвета абрикоса и сандалиях на каблучках, благодаря которым почти что сравнялась с ним в росте, и Джордж был поражен тем, как много времени ему понадобилось, чтобы осознать, насколько она красива. Он сказал:

— Это первый раз, когда я вижу тебя одетой по-человечески. Рад, что твой багаж наконец нашелся.

Селина глубоко вдохнула.

— Джордж, мне надо с тобой поговорить.

— О чем?

— О моем паспорте.

— И что такое с твоим паспортом?

— Видишь ли… Я его не теряла.

Он вздрогнул и сурово нахмурил брови.

— Не теряла?

— Нет. Понимаешь… в общем, вчера вечером, прежде чем я села в машину Пепе… я его спрятала.

— Селина! — это прозвучало так, будто новость шокировала его до глубины души. — Почему ты совершила такой непростительный поступок?

— Я знала, что это непростительно, но мне не хотелось уезжать. Не хотелось оставлять тебя с миссис Донген. Я знала, она не хочет, чтобы ты написал вторую книгу. Ей надо было, чтобы ты поехал в Австралию или пустыню Гоби, или еще куда-нибудь. С ней. Поэтому я пошла на кухню за содовой, и… — она сглотнула, — спрятала паспорт в горшке с хлебом.

— Как тебе только в голову пришло!

— Прости, пожалуйста. Просто тогда я думала только о тебе, а теперь у меня, конечно, нет причин оставаться здесь и я должна уехать в Лондон с Родни. То есть я, естественно, не собираюсь за него замуж. Теперь я вижу, как глупо было даже думать об этом. Но и здесь я не могу остаться тоже. — Голос Селины постепенно слабел. Джордж помалкивал, не желая прийти ей на помощь. — Ты меня понимаешь, да?

— Конечно, я понимаю. — Он был сама рассудительность. — Мы должны поступать правильно.

— Да… да, я это и хотела сказать.

— Ну, — бодро промолвил Джордж, глядя на часы, — если ты собираешься ехать с Родни, тебе лучше взять ноги в руки, в противном случае он усядется в свое такси и укатит, прежде чем ты доберешься до отеля.

Под ее потрясенным взглядом Джордж выпрямился, отряхнул побелку, оставшуюся сзади на джинсах, и через мгновение уже сидел за пишущей машинкой, колотя по клавишам так, будто от этого зависела вся его жизнь.

Это была не совсем та реакция, на которую рассчитывала Селина. Она ожидала, что он попросит ее повременить, однако, поскольку такого предложения не последовало, с комом в горле и слезами, предательски подступившими к глазам, она отправилась в кухоньку, взяла горшок с хлебом и стала выкладывать его содержимое на стойку кусок за куском, пока не добралась до бумаги на дне, под которой спрятала паспорт.

Паспорта не было. Слезы, разочарование — все потонуло во внезапно накатившей панике. Ее паспорт по-настоящему потерялся.

— Джордж! — Он стучал так громко, что не слышал ее. — Джордж, я… я потеряла паспорт.

Он прекратил печатать и удивленно приподнял брови.

— Снова?

— Его здесь нет! Я положила его на самое донышко, но он пропал! Я его потеряла!

— Господи боже! — вымолвил Джордж.

— Но что с ним могло случился? — она еле сдерживалась, чтобы не разрыдаться. — Может, его нашла Хуанита? А что если она чистила горшок и сожгла его? Или выкинула? А может, его украли? О, что же теперь со мной будет!

— Боюсь даже представить…

— Я не должна, не должна была его прятать!

— Ты угодила в собственную ловушку, — ханжеским тоном отозвался Джордж и вернулся к работе.

Внезапно Селину посетило подозрение, и она сурово нахмурила лоб. Почему это он ведет себя так неестественно спокойно? И почему у него в глазах мелькают эти искорки, которым она уже привыкла не доверять? Он что, нашел паспорт? Может, он его перепрятал, а ей не сказал? Отставив пустой горшок, она, озираясь, пошла по комнате — приподняла край журнала, заглянула под подушку словно играла в «найди наперсток».

Наконец она вплотную приблизилась к нему. На Джордже были его обычные поношенные просоленные джинсы, но задний карман выглядел подозрительно квадратным и жестким, словно в нем лежала небольшая книжка или открытка… Он все еще ожесточенно лупил по клавишам, однако, когда Селина потянулась к карману, моментально выбросил руку за спину и хлопнул ее по ладони.

Паника исчезла. Селина рассмеялась — от облегчения, от счастья, от любви. Она обхватила его руками за шею и чуть не задушила в объятьях, повторяя:

— Ты нашел его! Он у тебя! И ты прятал его, бессовестный!

— Хочешь забрать паспорт назад?

— Нет, если только ты не собираешься отослать меня в Лондон с Родни!

— Не собираюсь, — ответил Джордж.

Она поцеловала его, а потом потерлась своей нежной щекой о его, жесткую и заросшую щетиной; его лицо не было гладко выбритым, надушенным — нет, оно было все в морщинах, загорелое, обветренное и до боли знакомое, как и эта выгоревшая на солнце хлопковая рубашка. Она сказала:

— А я не собираюсь уезжать.

Он успел напечатать целую страницу. Селина уперлась подбородком в его макушку и спросила:

— Что ты пишешь?

— Синопсис.

— Новой книги? О чем она?

— О путешествии по Эгейскому морю.

— А какое название?

— Не имею представления, но я посвящу ее тебе.

— Книга будет хорошая?

— Надеюсь. Собственно, у меня созрел замысел и третьей книги. На сей раз это будет роман. — Он взял ее за руку, обвел вокруг стула и усадил на краешек стола лицом к себе. — Про парня, который живет себе в тихом местечке, никого не трогает, занимается своими делами. Но тут появляется девушка. Помешанная на нем. Ни за что не оставляет его в покое. Умудряется рассорить с друзьями, тратит все его деньги, провоцирует на пьянство. Он превращается в развалину, становится изгоем…

— И что происходит в конце?

— Они женятся — что же еще. Она вынуждает его жениться. Обманом. Он загнан в ловушку. Трагично, ты не находишь?

— По-моему, никакой трагедии.

— А по-моему, еще какая.

— Джордж, мне не почудилось? Ты что, делаешь мне предложение?

— Ну, раз уж я ужасный человек, то и способ делать предложение у меня тоже ужасный, но ты права — это именно оно. И еще я прошу прощения за вчерашнюю ночь. И я тебя люблю.

— Знаю. — Она наклонилась и поцеловала его в губы. — И я ужасно рада.

Она поцеловала его снова, а он отодвинул от края стола пишущую машинку, встал и заключил ее в объятия. Через некоторое время Селина сказала:

— Надо будет сообщить Агнес.

— Она не примчится сюда и не будет ставить нам палки в колеса?