У шахты он проехал мимо охранника, помахав тому. Охранник сидел, уткнувшись в газету, и даже не поднял глаз. Патрик остановился у шлагбаума возле тоннеля, ведущего вниз, в глубь шахты. Его трясло. Пальцы не слушались, когда он рылся в кармане в поисках сигареты. Внутри он ощущал полную пустоту. Это хорошо. В последние пять минут он ни разу не подумал о Викторе Страндгорде.

«Спокойно, — сказал он себе. — Спокойно».

Наверное, лучше было бы остаться дома. Но каково сидеть весь день одному в квартире? Он бы просто выбросился с балкона.

«Да ладно, — насмешливо возразил себе Патрик. — На такое у тебя кишка тонка. Бить кофейные чашки и швырять на пол цветочные горшки — вот все, на что ты способен».

Он опустил стекло машины и потянулся, чтобы вставить карточку в считыватель.

Тут чья-то рука схватила его за запястье, и он вздрогнул так, что сигарета упала ему на колени. Сначала он не увидел, кто это, и внутри все сжалось от страха. Потом разглядел за стеклом машины знакомое лицо.

— Ребекка Мартинссон, — произнес он.

Снег падал на ее темные волосы, снежинки таяли на носу.

— Я хочу поговорить с тобой, — заявила она.

Он кивнул в сторону пассажирского сиденья:

— Тогда садись.

Ребекка помедлила. Подумала о сообщении, которое кто-то оставил на ее машине. «Смертью умрешь», «Ты предупреждена».

— It’s now or never,[13]— сказал Патрик Маттссон, перегнулся через пассажирское сиденье и открыл дверь машины.

Ребекка взглянула на вход в шахту — черная дыра, ведущая в подземелье.

— Хорошо, но у меня в машине собака, так что я должна вернуться самое позднее через час.

Обойдя машину, она села на переднее сиденье и захлопнула дверь.

«Никто не знает, где я», — подумала она, когда Патрик Маттссон вставил карточку в считыватель, и шлагбаум, перекрывающий дорогу в шахту, медленно поднялся.

Он отпустил сцепление, и они въехали в шахту.

Впереди них блестели отражатели на стенах тоннеля, а позади, словно черная бархатная штора, висела непроницаемая темнота.

Ребекка попыталась завязать разговор. Это было все равно что тащить на поводке упирающуюся собаку.

— Уши закладывает. С чего бы это?

— Перепад давления.

— На какую глубину мы будем спускаться?

— Пятьсот сорок метров.

— Стало быть, ты теперь выращиваешь грибы?

Ответа не последовало.

— Честно говоря, никогда не пробовала грибы шиитаке. Ты один этим занимаешься?

— Нет.

— Так вас там много? Там есть кто-то еще?

Не отвечая, он быстро повел машину в глубь земли.

Патрик Маттссон припарковал машину возле подземной мастерской. Двери не было, лишь большое отверстие в каменной стене. Внутри Ребекка увидела несколько человек в комбинезонах и шлемах, с инструментами в руках. Огромные буровые машины марки «Atlas Copco» стояли в ряд, ожидая ремонта.

— Сюда, — Патрик Маттссон двинулся вперед.

Ребекка последовала за ним, внутренне желая, чтобы кто-нибудь из мужчин в мастерской обернулся и взглянул на нее.

С обеих сторон от них стояла стеной черная горная порода. Кое-где из горы выступала вода и окрашивала стену в зеленый цвет.

— Это медь окисляется от воды, — пояснил Патрик, когда она спросила.

Он бросил на пол сигарету, придавил ее подошвой и отпер тяжелую стальную дверь в стене.

— Я думала, здесь внизу курить запрещено, — заметила Ребекка.

— Почему? — удивился Патрик. — Здесь нет никаких взрывоопасных газов, ничего легковоспламеняющегося.

Она засмеялась.

— Отлично. Тогда ты можешь спрятаться здесь, в пятистах метрах под землей, и тайком покурить.

Он придержал тяжелую дверь и протянул руку ладонью вверх, показывая, чтобы она зашла впереди него.

— Никогда не понимала «учения о благочестии» свободных церквей, — сказала она и повернулась к нему, чтобы не оказаться спиной. — Курить нельзя. Употреблять алкоголь нельзя. На дискотеки ходить нельзя. Откуда все это? Обжорство и нежелание делиться со страждущими — грехи, о которых действительно говорится в Библии, — упоминаются очень редко.

Дверь за ними захлопнулась. Патрик зажег свет. Комната напоминала большой бункер. С потолка свисали металлические полки. На них располагалось нечто, напоминающее огромные колбасы в пластиковой упаковке или круглые дрова.

Когда Ребекка задала вопрос, Патрик Маттссон начал объяснять:

— Это ольховые опилки в полиэтилене. В них внесены споры. Когда они пролежали некоторое время, можно убрать полиэтилен и немного похлопать по ним руками. Тогда грибы начнут расти — и через пять дней можно собирать урожай.

Он исчез за большой полиэтиленовой занавеской в дальнем углу помещения и через некоторое время снова появился, неся кубы из прессованных опилок, поросшие грибами шиитаке. Положив кубы на стол, он начал привычными движениями собирать грибы и кидать в картонную коробку. По помещению распространился запах грибов и влажного дерева.

— Здесь для них идеальный климат. А лампы сами переключаются с ночного режима на дневной и обратно. Ну, хватит болтовни. Чего ты хотела от меня, Ребекка?

— Я хотела поговорить о Викторе.

Он смотрел на нее взглядом, лишенным всякого выражения. У Ребекки возникло чувство, что надо было одеться попроще. Сейчас они находились на разных планетах и пытались поговорить. Она — в своем проклятом пальто и тонких дорогих перчатках.

— Когда я жила здесь, вы с ним дружили.

— Да.

— Каким он был? Я имею в виду — после моего отъезда.

За занавеской с глухим шипением включилась система полива. Вода разбрызгивалась откуда-то с потолка, стекая по толстому прозрачному полиэтилену.

— Он был безупречен. Красивый. Самозабвенный. Великолепный оратор. Но Бог ему достался суровый. Живи он в Средние века, наверняка занимался бы самобичеванием и совершал паломничество на окровавленных ногах к святым местам.

Патрик собрал грибы с последнего куба и равномерно распределил их в коробке.

— Каким же образом он предавался самобичеванию? — спросила Ребекка.

Патрик Маттссон перебирал грибы — казалось, он обращается к ним, а не к ней.

— Не тронь меня! — выкрикнул он.

Она замерла на месте.

— Ты знаешь, чего ты добиваешься? Ты, которая взяла и сбежала, когда стало трудно.

— Да, — прошептала она.