Она стоит среди снегопада и зовет собаку, которая не откликается на зов.

Когда Ребекка возвращается, посреди кухни стоит Сара. Она поворачивается к Ребекке. Ее тельце кажется таким маленьким в большом шерстяном свитере и мешковатых кальсонах.

— Что случилось? — спрашивает Ребекка. — Тебе приснился плохой сон?

В то же мгновение она замечает, что Сара плачет. Это жуткий плач — сухой и прерывистый. Нижняя челюсть движется вверх-вниз, как у деревянной куклы в кукольном театре.

— Что с тобой? — снова спрашивает Ребекка, поспешно скидывая ботинки. — Ты из-за Чаппи?

Ответа нет, лицо Сары по-прежнему искажено рыданиями, но руки чуть заметно тянутся вперед, словно она хотела бы обнять Ребекку, если бы могла.

Ребекка поднимает ее на руки. Девочка не сопротивляется. В руках у Ребекки оказывается маленький ребенок, а не строптивый подросток. Она такая легонькая. Ребекка укладывает ее на кухонный диван и сама ложится позади нее. Обнимает Сару, тело которой сотрясается от рыданий. В конце концов они засыпают.

Около пяти Ребекка просыпается от того, что к ним в кровать приходит Лова. Она залезает в постель за спиной у Ребекки, прижимается к ней, засовывает руку ей под свитер и засыпает.

Втроем под многочисленными одеялами становится жарко как в печке, но Ребекка лежит неподвижно.

* * *

20 февраля, четверг

В половине шестого кот Манне решил разбудить Свена-Эрика Стольнакке и стал прогуливаться взад-вперед по телу спящего, то и дело издавая жалобное мяуканье. Когда это не помогло, он подобрался к лицу Свена-Эрика и осторожно опустил лапу ему на щеку. Но Свен-Эрик спал крепко. Манне положил лапу ему на голову и выпустил когти ровно настолько, чтобы они зацепились за кожу, и он мог легонько потянуть хозяина за скальп. Свен-Эрик тут же открыл глаза, оторвал от своей головы кошачьи когти и ласково погладил кота по серой полосатой спине.

— Ах ты скотинка чертова, — добродушно проворчал он. — Ты считаешь, что уже пришло время вставать?

Манне с упреком мяукнул, спрыгнул с кровати и исчез за дверью спальни. Свен-Эрик услышал, как тот подбежал к входной двери и стал мяукать под ней.

— Иду, иду!

Кота он получил от дочери, когда та вместе со своим парнем переехала в Лулео. «Он привык к свободе, — пояснила она. — Сам прекрасно понимаешь, как он будет страдать в квартире в центре города. Он как ты, папа. Для нормальной жизни ему нужно, чтобы вокруг были леса».

Свен-Эрик поднялся и открыл коту входную дверь.

Но Манне лишь высунул нос наружу, понял, что там снегопад, и тут же повернул обратно в холл. Как только Свен-Эрик закрыл дверь, кот снова замяукал.

— Ну и что ты хочешь, чтобы я сделал? — спросил Свен-Эрик. — Я не виноват в том, что на улице такая мерзкая погода. Либо иди гуляй, либо оставайся дома и помалкивай в тряпочку.

Он пошел в кухню и достал банку кошачьих консервов. Манне требовательно вопил и вертелся у ног, пока еда не оказалась в его миске. Затем Свен-Эрик засыпал в кофеварку кофе. Она забулькала. Когда позвонила Анна-Мария, он как раз запустил зубы в огромный бутерброд.

— Послушай, что я тебе расскажу, — воодушевленно начала она. — Вчера утром я беседовала с Санной Страндгорд. Мы говорили о том, что убийство носит ритуальный характер, обсуждали места в Библии об отрубленных руках и выколотых глазах.

— Угу, — отозвался Свен-Эрик, продолжая жевать.

— Санна прочла вслух главу девятую, стих сорок третий из Евангелия от Марка: «И если соблазняет тебя рука твоя, отсеки ее: лучше тебе увечному войти в жизнь, нежели с двумя руками идти в геенну, в огонь негасимый, где червь их не умирает, и огонь не угасает. И если нога твоя соблазняет тебя, отсеки ее: лучше тебе войти в жизнь хромому, нежели с двумя ногами быть ввержену в геенну, в огонь негасимый, где червь их не умирает, и огонь не угасает. И если глаз твой соблазняет тебя, вырви его: лучше тебе с одним глазом войти в Царствие Божие, нежели с двумя глазами быть ввержену в геенну, в огонь негасимый, где червь их не умирает, и огонь не угасает».

— Ну и что? — Свен-Эрик пока не улавливал сути.

— А то, что она не прочла начало текста! — возбужденно продолжала Анна-Мария. — В сорок втором стихе девятой главы Евангелия от Марка написано: «А кто соблазнит одного из малых сих, верующих в Меня, тому лучше было бы, если бы повесили ему жерновный камень на шею и бросили его в море».

Зажав трубку между ухом и плечом, Свен-Эрик взял на руки Манне, который терся о его ноги.

— Параллели есть и у Луки, и у Матфея, — сказала Анна-Мария. — В Евангелии от Матфея сказано, что ангелы детей на небе всегда видят лик Божий. И когда я сверилась с моей конфирмационной Библией, то прочла там в примечаниях, что тем самым подчеркивается — дети находятся под особым покровительством Бога. По тогдашним верованиям, у каждого человека был свой ангел, который мог замолвить за него словечко перед Богом, и лишь самые верховные ангелы имели доступ к трону Божьему.

— То есть ты хочешь сказать, кто-то убил его за то, что он соблазнил одного из малых сих… — задумчиво проговорил Свен-Эрик. — Ты думаешь, он покусился на…

Он осекся, чувствуя, как неприятный холодок разливается по телу.

— На дочерей Санны?

— Почему она пропустила начало цитаты? Как бы там ни было, фон Пост прав. Нам придется допросить детей Санны. Возможно, у нее были весьма веские основания ненавидеть брата. Надо будет связаться с детскими психиатрами, чтобы они помогли нам поговорить с девочками.

Когда она положила трубку, Свен-Эрик остался сидеть за кухонным столом с котом на коленях.

«Тьфу ты черт! — подумал он. — Только этого еще недоставало!»

* * *

Когда в четверть девятого утра Ребекка позвонила в офис церкви «Источник силы», к телефону подошла Анна-Гюль Кюрё, секретарша пасторов. Ребекка только что отвезла детей и направлялась к машине. Она спросила Томаса Сёдерберга и услышала, как женщина на том конце провода задержала дыхание.

— Сожалею, — сказала Анна-Гюль, — они Гуннар Исакссон на утреннем совещании, они просили их не беспокоить.

— А Веса Ларссон?

— Он болен, его также нельзя беспокоить.

— Тогда я хотела бы оставить сообщение Томасу Сёдербергу. Я хотела бы, чтобы он перезвонил мне на номер…

— Сожалею, — вежливо перебила ее Анна-Гюль. — Но во время Чудотворной конференции пасторы очень заняты и не успевают перезванивать всем, кто их разыскивает.

— Послушайте, я юридический представитель Санны Страндгорд, — начала Ребекка. — И я…

Женщина на другом конце провода снова перебила ее:

— Я прекрасно знаю, кто ты такая, Ребекка Мартинссон. Но, как я уже сказала, во время конференции у пасторов нет времени.