Как прошел переход от шпионских историй к чему-то другому?

Мне кажется, в большинстве случаев — особенно когда, как я, начинаешь писать очень рано — литература идет от имитации. А подражать я мог только тому, что знал. Романы о Джеймсе Бонде я в одиннадцать лет не читал, но смотрел фильмы, которые в то время были громадным явлением в культуре нашей страны. Не знаю, показывали их тогда в России или нет. В общем, да, я начал писать книгу про шпионов, хоть и не понимал ничего ни про мир шпионажа, ни про мир международной политики и тому подобные вещи. Я написал эту книжку в одиннадцать; конечно, теперь, когда ее читаешь, видишь, что никакая это не шпионская история, а комедия — так получилось. Потом наступил перерыв. С одиннадцати до шестнадцати ничего развернутого, превышающего несколько страниц, я не писал. А в шестнадцать написал сатирический роман в стиле, если так можно сказать, Кингсли Эмиса и подобных ему писателей. Наверное, я его в то время читал. Но вот как произошел переход от одного к другому — даже не знаю. Подражал в том возрасте писателям, которые мне нравились, и все.

Вы пережили какие-то травмы в подростковом возрасте?

По-моему, в подростковом возрасте тяжело всем. Ведь взамен жизни в семье, с ее комфортом и безопасностью — если, конечно, она, как в моем случае, действительно была комфортабельной и безопасной, — взамен тебе необходимо приспособиться к жизни в большом мире, а это — место страшное. И переход, психологический переход от одного к другому, очень труден. Все это я испытал на себе, как и любой подросток. Но, как я уже сказал, в семье меня очень поддерживали, заботились обо мне, я чувствовал себя в безопасности. Знаете, я шучу, когда говорю, что для писателя это помеха. По-моему, счастливое детство — лучшая стартовая площадка, какую только можно себе представить. Тебе создают условия, в которых можно учиться, развивать свой талант и все такое. Я понимаю, что многие люди начинают писать в результате детской или подростковой душевной травмы или чтобы избавиться от воспоминания о тяжелой молодости и тому подобных вещах. Но сам я пишу не поэтому. Меня самого всегда немного удивлял тот факт, что я вообще пишу. Откуда берется этот импульс? Не знаю; он был всегда, с самого детства, я никогда не мог этого объяснить, но дело тут не в травмах — их у меня не было.

Кино оказало на вас влияние?

Наверное, на любого писателя моего поколения сильное влияние оказали кино и телевидение. В особенности на британских писателей, потому что в 60-е и 70-е годы телевидение в Британии было очень хорошим — людям из других стран иногда трудно бывает это понять. Действительно лучшие актеры, режиссеры, сценаристы в 60-е и 70-е работали на телевидении, так что стандарты были, конечно, чрезвычайно высокими. В общем, я… Именно так я познакомился с ранними работами таких людей, как Кен Лоуч и Стивен Фрире, таких сценаристов, как Деннис Поттер. Подобные вещи шли по телевизору всю неделю, и это было огромное преимущество. Даже Гарольд Пинтер писал телесценарии в начале 60-х. Пожалуй, наиболее серьезное влияние в те годы оказывалось на меня не напрямую, а через деда — он был настоящий энтузиаст «Записок о Шерлоке Холмсе», и по его совету я начал читать Конан Дойля. Так что я какое-то время был одержим Шерлоком Холмсом, хотя Конан Дойлю никогда не подражал — это, наверное, один из немногих писателей, которым я не подражал в том возрасте. А потом как-то вечером по телевизору показывали фильм Билли Уайлдера, «Частная жизнь Шерлока Холмса» — Билли Уайлдер в свое время отдал дань рассказам Конан Дойля. Я посмотрел это кино вследствие своего интереса к Шерлоку Холмсу, но фильм открыл мне глаза на новый мир поскольку был, на мой взгляд, окрашен в довольно необычные тона. Он был смешным, но при этом загадочным; смешным и загадочным, но еще и меланхоличным, романтическим. До того мне нечасто встречались такие комбинации разных настроений, разных интонаций в одном произведении. Я тогда очень увлекся Билли Уайлдером, его гениальными фильмами: «В джазе только девушки», «Квартира», «Бульвар Сансет». Таким образом я вошел в мир голливудской классики, про которую прежде почти ничего не знал. Это произошло в очень важный период, мне тогда было лет пятнадцать-шестнадцать, тот самый возраст, когда подобные вещи влияют на сознание сильнее всего. Билли Уайлдер стал для меня, по сути, богом — не только из-за той комбинации настроений, о которой я уже говорил, но и потому, что он — по-моему, один из величайших экспериментаторов XX века в области структуры повествования. Построение его сценариев, построение его фильмов настолько идеально, и оттого я всегда мечтал создать что-нибудь столь же идеальное по структуре, как фильм Билли Уайлдера — например, «Квартира».

Как родилась идея романа «Какое надувательство!»?

Как я уже упоминал, то, что ты смотришь в юности, то, что ты читаешь в юности, не проходит, остается с тобой на всю жизнь. Я прочел ряд великих книг, посмотрел ряд великих фильмов, когда мне было за тридцать или за сорок, но они не отпечатались в моем сознании так, как вещи, которые я посмотрел или прочел мальчиком, подростком. Лет в восемь или девять мы с матерью посмотрели по телевизору фильм под названием «Какое надувательство!» — очень плохой фильм по любым объективным меркам, но на восьмилетнего ребенка он производил весьма сильное впечатление. Поскольку это была комедия, ее показывали совсем рано вечером, потому-то я и смотрел, но на самом деле кино было довольно страшное — по крайней мере, мне оно показалось очень страшным. Некоторые образы оттуда не забылись и через двадцать лет. В то время не было видеоплееров или DVD; посмотришь кино по телевизору — и все, больше не увидишь, пока его снова не покажут. А этот фильм двадцать лет после того не показывали — какие-то законы не позволяли. Но я его запомнил навсегда, и название тоже запомнил. Так вот, прошло двадцать лет, и в конце восьмидесятых я задумал начать новый роман. Мне хотелось написать про Британию тех лет, про те перемены, которые произошли благодаря правительству Тэтчер. Эта фраза, «Какое надувательство!», внезапно пришла мне в голову как замечательное название для комического романа о тэтчеризме. И тут, по случайности или совпадению, называйте