Владимир осторожно, будто имел дело с ядовитой змеей, размотал затекшие кисти Леи ровно настолько, чтобы она смогла, приложив усилие, высвободить руки, и, отойдя в противоположный угол комнаты, что, по скромным меркам его квартирки, означало — сделал четыре шага, и уселся на стул с сосредоточенным, серьезным, но и весьма довольным видом. Лея, высвободив руки, стянула с себя куртку и предстала перед Володей, что называется, топлес — белоснежные груди ее, вполне по земной моде, в количестве двух штук, призывно выскочили наружу, украшенные симпатичными аккуратными сосочками. Объем бюста девушки был невелик, но безупречную форму держал великолепно — компактность компенсировалась отсутствием малейшего намека на какую-либо обвислость или дряблость. У анданорианки оказалась в меру тонкая, как раз чтобы не производить болезненного впечатления, талия с плоски, животом, совсем невесомым, будто это не в него она поглощала такие мыслимые разве что для обжористого мужчины, не стесненного в средствах, объемы пищи. Руки девушки были мускулистыми, но не как у культуристок, сидящих на мужских гормонах; было видно, что они сильные, но и слой мягкой, манящей плоти нежной волной лежал сверху мышц, так что его вполне можно было бы, при желании, собрать в складочку… Впрочем, имелось и отличие от землянок, сразу бросившееся Володе в глаза, но не показавшееся отталкивающим — у Леи было два пупочка, впрочем, каждый из них своей аккуратностью, если не изяществом, мог бы украсить животик любой топ-модели. Они располагались на одном уровне по вертикали, и было между ними сантиметров пять такой белой, манящей, вполне нормальной плоти. Ну так на то же она и инопланетянка, подумалось Владимиру. Прелестное тело девушки блестело влагой пота, что было не удивительно. Странным казалось, как она вообще так долго терпела столь глухую и плотную одежду, как бронированный комбинезон. Володя с замиранием сердца и дыхания смотрел, как девушка развязывала ноги, высвобождая их из пут. Потом, бросив на Владимира чуть укоризненный взгляд, как бы вопрошавший: «Что, мол, будешь и дальше смотреть?» — и, не дождавшись никакой реакции на свой немой вопрос, пленница принялась стягивать также и облегающие штаны. Они были сделаны строго по фигуре, снимались с трудом, и потому Владимир мог насладиться каждым этапом рождения для его взора совершенно обнаженной, как он и предполагал, плоти Леи.

Володя лишь теперь вспомнил, что по-холостяцки давно не пылесосил ковер, и вся эта влажная от пота красота, появлявшаяся на свет, сейчас неминуемо вываляется в пыли. Лея была повернута к Владимиру боком, и широкие бедра ее особенно эффектно смотрелись, вылупившись из скафандра вслед за изящной, казавшейся теперь даже хрупкой талией, вместе с тем гибкой и сильной — позвоночник играл точеным желобком между поясничных мышц, повернутый же кверху бочок девушки радовал глаз такой нежной и женственной складочкой, что Владимир поймал себя на невольно сбившемся дыхании, но так и не сумел успокоить его в полной мере. Слюни бы не пустить, что там дыхание. Вся Лея, а не только ее лицо являлись воплощением самой сладкой с Володиной мечты. Владимир не видел лица девушки, но и распаленное воображение, естественно, услужливо дорисовывало ему важные детали его выражения: и страстно полуоткрытый рот, и томные, жаждущие поцелуев прямо в щели между густыми ресницами, подернутые поволокой неги глаза.

Увы, тут Володя ошибался. На лице у Леи дрожала стыдливая досада, девушка кусала губы, улавливая кожей направление блуждания Володиного взгляда. Пленница не могла лечь поудобнее, не открыв при этом взору молодого человека последние остававшиеся доселе скрытыми прелести своего тела. Но без этого было просто невозможным высвободить ноги из такого удушающе жаркого теперь, больно сжимавшего колени комбинезона. В отчаянии Лея опрокинулась-таки на спину — ведь, в конце концов, если уж Владимир решил осмотреть ее всю, то не в ее власти было помешать этому. И только лицо свое девушка, сгоравшая от стыда из-за вынужденного стриптиза под дулом плазмомета, отвернула от Володи.

Должно быть, зря — Владимир, не видя страдальческого, загнанного в угол выражения Леи, продолжал оставаться в плену иллюзий, нафантазировав на лице девушки чуть ли не оргазменное блаженство. И теперь, когда Лея, опрокинувшись потной спиной на пыльный ковер, совладала наконец с упрямыми штанами, Володя видел ее целиком, обнаженной и гибкой, призывно или там игриво, как ему казалось, отвернувшей лицо. И разглядев ее всю, Володя видел, что она обладает телом действительно безупречным. Дальняя от Володи нога лежавшей сейчас на спине пленницы оказалась, по завершении борьбы с комбинезоном, подтянутой к животу, и Владимир в восхищении отдал должное округлости колена девушки и молочной нежной белизне внутренней, особенно мягкой даже на вид поверхности ее бедра. Как в самых заветных Володиных мечтах, ноги Леи были стройными, как у грациозной лани, но и мягкими, местами чуть-чуть пухленькими, как у младенца. Даже маленький желвачок нежного жирка, на бедре под коленом с внутренней стороны, такой волнующий и просящийся в ладонь, был на месте.

Лея же, освободившись от одежды, обернулась и увидела, что Владимир не сидит уже, а стоит с плазмеметом в руке, пожирая ее взором там, где и она сама бы постеснялась так пристально изучать себя перед зеркалом. Лея, испытывая трепет, порывисто села спиной к Володе, закрыв руками лицо, так что пьяный от распирающей страсти Владимир оказался теперь лишен возможности видеть заветные места ее тела. Сжав зубы и боясь сделать что-нибудь неправильно, Володя подошел к Лее и сел сзади. Потом нежно провел ладонью по нервно зажатой шее девушки, через спину и упругую поясницу, коснувшись, наконец, сочного, словно персик в пору урожая, основания бедра. Спина девушки сверху донизу была волнующе потной и пыльной, и теперь Володина ладонь тоже стала влажной, в свалявшихся катышках. Лея сидела не шелохнувшись, и Владимир, следуя древней формуле — «молчание знак согласия», не выпуская, впрочем, из правой руки плазмомета, левой скользнул по влажной ложбине, где живот смыкается с бедром, к сокровенным тайнам тела пленницы.

— Это изнасилование?

— Нет… — откликнулся Володя, чья рука, позволившая себе, оказывается, недопустимую вольность, сразу: ретировалась обратно и теперь почти по-дружески лежала там, сбоку, всего лишь на пояснице.

— А если так, может, следует спросить моего согласия? — с надрывом в голосе почти крикнула Лея.

— Так ты согласна? — уже совсем ничего не понимая, сквозь, казалось, оглушительный стук своего сердца, поинтересовался Володя.

— Нет! — злобно отрезала девушка и, повернувшись наконец к Володе лицом, так сверкнула на него глазами, что если бы знала, какая буря самобичевания и отчаяния разразилась сейчас в душе Владимира, то могла бы спокойно разоружить его и даже, при желании, прекратить его страдания шариком раскаленной плазмы. Но и самой Лее сейчас было не до этого. Оба, кажется, забыли, что в правой руке Володи был зажат плазмомет.

Владимир, с трудом сглотнув почти непроглатываемый комок в каком-то непролазно-узком горле, спросил срывающимся, не своим голосом:

— Тебе дать одежду?

— Да! — отозвалась Лея, отвернувшись и накрепко сжимая ноги. Впрочем, Володя теперь сам смотрел в сторону и видел только контур да белый цвет тела Леи, без подробностей.