— Бродяга. — Позвал Михалыч. — Развяжи. Бежать мне некуда.

— Перебьёшься. — Ответил Гунька, склонился, проверяет верёвку. — Нет тебе веры, сиди смирно.

— Развяжите его. — Сказал строго.

— Ты чего? — В один голос спросили Гунька и Карлуха. Мелкий обронил лопанину, вскочил точно его ужалили.

— Развязывай. — Повторил ещё строже. — Оружие не дадим. Захочет сбежать, пусть бежит.

— А как же? — Карлуха запихал лопатину в торбу, подбежал ко мне, дёргает за рукав. — Сбежит не найдём схрон. Обманет, сам всё выгребет.

— Не нужны мне патроны. — Растирая руки прошипел

Михалыч. Пальцы не сгибаются, места от верёвки посинели. — Забирайте. — Гримасничает Михалыч, дышит на руки — Можно водички?

— Пей. — Гунька бросил флягу в песок и пошёл к вещам.

— Сильно тереть?! — Кричит Карлуха. Ботинки лежат на берегу, стоит Коротун по колено в воде, лопатину полощет. Кок он там оказался не видел? Шустрый у меня приятель.

— Пока всё мясо не ототрёшь! — Раздаёт Гунька советы, складывает оружие. — Песка не жалей, три покуда вонять не перестанет!

— Некогда нам. Вылезай. — Позвал я мелкого. — Нарви лопухатого, заверни в него.

— Ага. — Закивал Карлуха. — Уже иду!

Под ногами трава плетуха. Интересная травка, листочки маленькие с ноготь не больше и прилепучие спасу нет. Усики-стебельки тоненькие, крепкие как нить для рыбной ловли. Хороша плетуха как одеяло, нет ей равных, даже зимой не замёрзнешь. Снег отгребёшь, а она под ним. Всем хороша плетуха, только ходить по ней плохо. Ноги оплетает, листочки к штанам липнут. Через каждые пять шагов останавливаешься и отдираешь. На равнине ещё ничего, а вот под горку, одно мучение.

Вскарабкались на холм и повалились, все как один попадали. Вещей у нас прибавилось. Серёга ушёл, а мешок не взял. Мы его торбу Михалычу отдали. Пусть таскает и свой и Серёгин.

Лежим в небо смотрим, хмурое оно. Отдыхать особо и некогда, да и не желательно. Там, где плетуха, ахтырь-цветок стелется. Красивый цветочек, синенький и пахнет хорошо. Вот только нюхать его не советую, от аромата в сон клонит. Спать ляжешь, а проснёшься с больной головой.

Посидели, Михалыч перекурил, хлебнули водички из фляг и в путь. Закончилась плетуха, идти легко, хорошо. Холмы да овраги, травка густая, зелёная, мягкая и не цепляется.

Шли без отдыха, и отмахали порядочно, перебрались за ручей. В нём промокли самую малость. Ручей — это только название. Камыш, водоросли, кочки, ямы глубокие, самое настоящее болото. Но и болотом нельзя назвать, вода не воняет гнилью. Повсюду песок, мелкая галька. Мошек с комарами тьма, роятся, гудят, висят чёрными тучами.

У Чёрного камня наполнили фляги. В этом месте родник бьёт, водица холодная, чистая. Камень торчит из воды, упирается в самое небо. Один он такой на всю округу. Чёрный точно кто сажей измарал. И живут под этим камнем водницы, букашки или жуки, не знаю, как правильно назвать? Любили мы с дядькой Толганом за ними наблюдать, часами просиживали. Интересно смотреть на этих букашек, суетятся, бегут по своим делам, торопятся.

Водницы живут большими семьями. Строят домики из песка и маленьких палочек. Куда не глянь, везде их постройки. Не высокие они, в ширь расползаются. Есть и такие, что срослись между собой. Копошатся водницы, несут веточки, катят шарики из песка, тащат жучков и букашек. Летать не умеют, да им этого и не нужно. По воде шустро бегают, лапок много, длинные, тоненькие. Прыгают высоко, мошек да комаров ловят. Ловить-то они ловят, да плохо стараются. Кровососов и букашек именно здесь видимо не видимо.

Переберёмся за пригорок отвяжутся мошки. Там синь-трава стелется, не любят её кровососы. Мне она тоже не нравится, воняет навозом.

* * *

За пригорком всё по-иному. Куда не глянь, ковёр из цветов. Торчат низенькие, кривые деревца, под ними у самой земли кустики майуки стелются. Жёлтые они от спелых ягод. Из майуки, кислая отменного качества получается, душистая, забористая. Дядька Толган приторговывал кислой. А что дорогая она, так это объяснимо. Сходи в такую даль, собери ягоду, вернись живым и здоровым.

— Бродяга! — Зовёт мелкий. — Гляди кто к нам пожаловал?

— Явление Христа народу. — Выдохнул Михалыч и бросил мешок. — Забирай Сюндель. Не нанимался я твоё барахло таскать.

— Что не нашёл? — Спросил Гунька и уселся. — Бродяга. А давай передохнём?

— Давай. — Согласился я, присел собираю ягоды. — Это майука. Сладкая она.

— Бродяга. Разговор есть. — Серёга поманил пальцем. — Давай отойдём.

— Сюндель, курить будешь? — Окликнул Михалыч.

— Бросил. — Не оборачиваясь сообщил Серёга.

— Молодец. — Похвал Михалыч, отвернулся и закурил.

Отошли не далеко, за деревце. Впереди глубокий яр, кусты и трава выше пояса. Ветерок приносит аромат леса, пахнет сыростью и грибами.

— Там она. — Серёга кивнул в сторону яра. — Плохо ей.

— Далеко забрались. Я уже и не надеялся Вас увидеть.

— Ты что оглох? — Серёга ухватил меня за грудки, но тут же отпустил. — Плохо ей, понимаешь?

— Понимаю. Я-то чем могу помочь?

— Иди. Звала она тебя.

— Меня?

— Выключай тупильник. — Злится Серёга, глядит из-под бровей. — Шла и свалилась. Я ей говорил, давай вернёмся. А она.

— Чего стоишь? Пошли.

— Сам иди. Ступай по следам, не заблудишься. — Серёга протянул руку. — Давай ствол. И торбу оставь. Там кусты, не пролезешь.

Забрёл в бурьяны, впереди трава примята, по ней и пошёл. Спустился в яр, упёрся в кусты терновки. И куда дальше? Осмотрелся, везде колючие ветки, присел и вот он проход. Как Серёга в него пролез? Зачем вообще они сюда забрались? Ругаюсь и лезу, продираюсь через заросли. В таких местах и зверьё не прячется. Вот так девка, вот так выдумщица.

— Ты зачем сюда забралась? — Стою на четвереньках, выглядываю из-под колючих веток. Куртка зацепилась, ни туда, ни обратно. Над головой крыша из листьев, полы плетуха в несколько слоёв, круглая комната в колючих кустах. Кто бы сказал, что такое возможно, не поверил. Сидит девка спиной ко мне, голая.

— Долго ходишь. — Ответила не оборачиваясь.

— Ползаю. — Прошипел и вылез из куртки. — Серёга волнуется. — Высвободил куртку, поднялся. Куда не глянь висят веники из трав и веточек. Пахнет костром, тепло, но огня я не увидел. Светло, а лампы нет.

— Разденься.

— Зачем?

— Так нужно. — Ответила и поднялась, поворачиваться не торопится. Заприметил у неё на попе родинку. Приметная родинка, похожа на лист белокорки.

— Нашла время. — Проворчал и вернулся к дыре.